Карлос Кастанеда

Искусство сновидения 1994г

не явилось исключением. Это случилось, когда мне снился цирк из

моего детства. Окружающая обстановка напоминала пейзаж маленького

городка в горах Аризоны. Я принялся рассматривать людей, испытывая

никогда не покидавшую меня смутную надежду снова увидеть тех людей,

которых я видел, когда дон Хуан впервые заставил меня войти в сферу

второго внимания.

Наблюдая за ними, я ощутил всплеск нервозности - толчок под

ложечкой, похожий на удар в солнечное сплетение. Толчок несколько меня

отвлек, и я потерял из виду людей, цирк и городок в горах Аризоны.

Вместо всего этого передо мной стояли две фигуры совершенно жуткой

наружности. Они были тощие - не шире фута в плечах - и длинные - футов

около семи. Они угрожающе нависали надо мной, как два гигантских

земляных червя. Я знал, что это сон, но я также знал и то, что я вижу. О

видении мы с доном Хуаном беседовали, когда я был как в нормальном

состоянии, так и в состоянии второго внимания. И, хотя я не мог тогда

испытать это на собственном опыте, мне казалось, что понял идею

непосредственного восприятия энергии. И в том сне, глядя на эти странные

призраки, я понял, что вижу энергетическую сущность чего-то невероятного.

Я был очень спокоен. Я не двигался. Самым замечательным для меня

было то, что они не рассеялись и не трансформировались во что-нибудь

другое, оставаясь зримыми существами, по форме напоминавшими свечи. В

них было нечто, заставлявшее меня удерживать восприятие их формы. Я знал

это, поскольку что-то говорило мне, что, если я не буду двигаться, они

тоже останутся на месте.

В определенный момент все закончилось. Я проснулся от испуга и

немедленно попал в осаду множества страхов. Мною овладела глубокая

обеспокоенность - нечто подобное физическому страданию, какая-то печаль,

не имеющая под собой оснований.

С тех пор две странные фигуры являлись мне каждый раз, когда я

практиковал сновидение. Со временем получилось так, словно вся моя

сновидческая практика только затем и была нужна, чтобы я с ними

встретился. Они никогда не пытались ни приблизиться ко мне, ни вступить

в какое бы то ни было взаимодействие. Они просто недвижимо стояли передо

мной все время, пока длился мой сон. Я не только ни разу не сделал

усилия изменить свои сны, более того, - даже забыл, ради чего,

собственно, практикую сновидение.

К тому времени, когда я, наконец, рассказал дону Хуану о том, что

со мной происходит, я уже несколько месяцев созерцал только эти две

фигуры.

- Ты застрял на очень опасном перекрестке, - сказал дон Хуан. -

Будет неправильно, если ты их прогонишь. Однако позволить им остаться -

тоже ошибка. В настоящее время их присутствие - помеха в твоей практике

сновидения.

- Что же мне делать, дон Хуан?

- Встретиться с ними прямо сейчас, в нашем мире, и сказать им,

чтобы они приходили позже, когда в твоем сновидении будет больше силы.

- Но как с ними встретиться?

- Это непросто, но возможно. Нужно только, чтобы кишка у тебя была

не слишком тонка. Но она у тебя не тонка, будь спокоен.

И, не ожидая, пока я начну уверять его, что как раз кишка-то у меня

и тонка, да к тому же весьма, он потащил меня куда-то в холмы. Жил он

тогда на севере Мексики и предварительно позаботился о том, чтобы у меня

сложилось впечатление о нем как об одиноком колдуне, всеми позабытом и

выпавшем из потока человеческой жизни старце. Правда, меня слегка

настораживала его внезапно проявляющаяся поистине безмерная

интеллигентность. Поэтому я был склонен мириться с некоторыми его

проявлениями, так как был наполовину уверен в том, что это просто его

причуды.

Его любимым коньком была особая хитрость, которую маги отрабатывали

на протяжении многих столетий. Он добивался того, чтобы в нормальном

своем состоянии я понял все, что только был способен понять. В то же

время, вводя меня в состояние второго внимания, он добивался того, что я

либо понимал, либо по крайней мере увлеченно внимал всему, чему он меня

учил. Таким образом он как бы разделял меня на две части. Пребывая в

обычном состоянии, я не мог сообразить, почему или каким образом

получается так, что я склонен принимать его эксцентричные выходки

всерьез. Когда же я находился в состоянии второго внимания, все это

имело для меня вполне определенный смысл.

Дон Хуан утверждал, что второе внимание в принципе доступно любому

из нас, но, старательно цепляясь за спасительную соломинку своего

рационализма, мы - одни более яростно, другие менее - отпихиваем от