Карлос Кастанеда

Внутренний огонь (Часть 1)

принесло облегчение. Я смог различить наши отражения и отражение

олли. Затем олли исчез и появился на другом конце зеркала. Дон Хуан

скомандовал мне держать зеркало изо всех сил. Он потребовал, чтобы я

держался спокойно и не делал никаких внезапных движений.

- Что будет? - прошептал я.

- Олли попытается выйти, - ответил он.

Как только он сказал это, я почувствовал сильную тягу: что-то трясло

мои руки. Тянуло снизу зеркала. Это была какая-то всасывающая сила,

которая действовала равномерно на всю оправу.

- Держи зеркало крепко, но не сломай его, - приказал дон Хуан. -

борись с засасыванием, не позволяй олли погрузить зеркало слишком глубоко.

Сила, тянущая нас вниз, была громадной. Я чувствовал, что мои пальцы

сейчас сломаются или будут разбиты о камни на дне. В один из моментов дон

Хуан и я потеряли равновесие и сошли с плоских камней в воду. Вода была

довольно мелкой, однако всплески силы олли вокруг рамы зеркала были такими

пугающими, как если бы мы были в большой реке. Вода у ног завихрилась от

мути, но изображения в зеркале остались незамутненными.

- Берегись! - закричал дон Хуан. - вот он выходит!

Тяга превратилась в толчок снизу. Что-то карабкалось на край зеркала:

не на внешний край, за который мы держали, а изнутри зеркала. Это было

так, как если бы зеркальная поверхность действительно была окном и что-то

или кто-то влезал через него.

Дон Хуан и я отчаянно боролись, либо прижимая зеркало книзу, когда

его поднимало, либо толкая его вверх, когда его тянуло вниз.

В таком наклоненном положении мы медленно отходили по ручью от

первоначального места. Вода становилась глубже, а дно было покрыто

скользкими камнями.

- Давай вынем зеркало из воды и потрясем его, - сказал дон Хуан

резким голосом.

Громкие всплески сопровождали это действие. Казалось, что мы поймали

голыми руками громадную рыбину и она яростно трепыхалась.

Мне пришло в голову, что зеркало, в сущности, это люк, и странная

форма пыталась выкарабкаться через него. Она навалилась на край 'люка'

могучим весом и была достаточно большой, чтобы закрыть изображения лиц

дона Хуана и моего - их больше нельзя было видеть. Я мог различить только

массу, пытающуюся протиснуться вверх.

Зеркало не было уже больше на дне, и мои пальцы не прижимались к

камням. Зеркало было на средней глубине, удерживаемое противоположными

силами тяги олли и нашей. Дон Хуан сказал, что собирается подсунуть свои

руки под зеркало, а я должен очень быстро перехватить их, чтобы иметь

лучший рычаг для подъема зеркала на предплечьях. Когда он наклонил его в

свою сторону, я быстро попытался поймать его руки, однако под зеркалом

ничего не было. Я колебался секунду, достаточно долгую, чтобы зеркало

уплыло из моих рук.

- Хватай его! Хватай! - закричал дон Хуан.

Я схватил зеркало, когда оно уже было на грани падения на камни. Я

поднял его из воды, но недостаточно быстро - вода казалась клейкой.

Вытаскивая зеркало, я вытащил также часть тяжелой резиноподобной

субстанции, которая просто вырвала зеркало из моих рук и нырнула обратно в

воду. Дон Хуан, проявляя необычайное проворство, схватил зеркало и поднял

его за ребро безо всякого труда.

Никогда в жизни не было у меня такого приступа меланхолии. Это была

тоска, на имевшая ясного основания: у меня она ассоциировалась с памятью

глубин, которые я видел в зеркале. Это была смесь чистого томления по тем

глубинам и абсолютного страха перед их холодным одиночеством.

Дон Хуан заметил, что в жизни воина очень естественно чувствовать

печаль безо всякой видимой причины. Видящие говорят, что светящееся яйцо,

как поле энергии, ощущает свое конечное назначение, когда границы

известного разбиты. Простого взгляда на вечность вне кокона достаточно,

чтобы прервать уют, созданный перечислением. Возникающая от этого тоска

может быть столь интенсивной, что приводит почти к смерти.

Он сказал, что наилучший способ отделаться от меланхолии - это

пошутить над ней. Он сказал насмешливо, что мое первое внимание делает все

для восстановления порядка, который был нарушен моим контактом с олли. А

поскольку невозможно восстановить его рассудочно, мое первое внимание

делает это, фокусируясь на печали.

Я сказал ему, что, несмотря на это, тоска остается реальной. Ни