Карлос Кастанеда

Внутренний огонь (Часть 1)

эти эманации внутри кокона, мы можем

уйти в любое мгновение.

Я почувствовал, что должен опечалиться и плакать, но что-то во мне

настолько возрадовалось, услышав, что нагваль Хуан Матус близок к своему

состоянию освобождения, что я подпрыгнул и закричал в полном восторге. Я

знал, что рано или поздно войду в другое состояние сознания и буду плакать

от печали, но в этот день я был наполнен счастьем и оптимизмом.

Я рассказал дону Хуану о своих чувствах. Он засмеялся и похлопал меня

по плечу.

- Вспомни, что я говорил уже тебе, - сказал он. - не надейся на

эмоциональное осознание. Позволь своей точке сборки сдвинуться, и тогда,

уже годы спустя, у тебя будет осознание.

Мы прошли в большую комнату и сели для разговора. Дон Хуан колебался

некоторое время, затем он выглянул в окно. Со своего кресла я мог видеть

дворик. Был ранний вечер, облачный день. Казалось, что пойдет дождь:

кучевые облака надвигались с запада. Я любил облачные дни, дон Хуан их не

любил. Он некоторое время поерзал, пытаясь найти более удобное положение.

Он начал свои объяснения с рассуждения о том, что трудность

воспоминания всего того, что происходило в состоянии повышенного сознания,

возникает из-за множественности позиций, которые принимает точка сборки

после того, как выйдет из своего нормального положения. С другой стороны,

легкость припоминания всего, что происходит в нормальном состоянии

сознания, объясняется тем, что точка сборки находится неподвижно на одном

месте, где она обычно укреплена.

Он сказал мне, что свяжется со мной. Он предложил, чтобы я принял

трудность воспоминания и признал, что мне, быть может, не удастся

выполнить мою задачу никогда и что никогда я не буду способен настроить

все те эманации, которые он помог мне настроить.

- Думай об этом именно так, - сказал он, улыбаясь. - возможно, ты

никогда не сможешь вспомнить даже этого нашего разговора, который в данный

момент кажется тебе таким обычным, таким естественным.

В этом действительно заключается тайна сознания. Люди окружены

тайной, - мы окружены темнотой, необъяснимыми вещами. Смотреть на себя

по-другому было бы безумием, поэтому не преуменьшай тайны человека внутри

себя самого с помощью чувства самосожаления или пытаясь рационализировать

ее. Пытайся приуменьшить глупость человека в себе путем понимания этой

глупости, но не оправдывай себя ни тем, ни другим - и то, и другое

необходимо.

Один из величайших маневров следопыта состоит в том, чтобы закопать

тайну против глупости в каждом из нас.

Он объяснил, что методы следопыта - это не что-то, чем можно

наслаждаться: фактически они могут вызвать массу возражений. Зная это,

новые видящие осознали, что было бы против общих интересов обсуждать или

практиковать принципы следопыта в нормальном состоянии сознания.

Я обратил его внимание на противоречие: он сказал, что для воинов нет

способа действовать в мире, если они находятся в состоянии повышенного

сознания, и он сказал также, что искусство следопыта - это просто особое

поведение по отношению к людям. Так что эти два утверждения противоречат

друг другу.

- Под выражением 'не обучать в нормальном состоянии сознания' я

подразумевал обучение только по отношению к нагвалю, - сказал он. - цели

искусства следопыта двойственны. Первая - это сдвинуть точку сборки

последовательно и безопасно, насколько возможно, и ничто не может

выполнить эту задачу так хорошо, как искусство следопыта. И вторая -

запечатлеть эти принципы на таком глубоком уровне, чтобы обойти

человеческую опись - перечисление, которая является естественной реакцией

отрицания и осуждения того, что кажется оскорбительным рассудку.

Я сказал ему, что искренне сомневаюсь, что буду осуждать что-либо,

подобное этому, или отказываться от него. Он засмеялся и сказал, что я не

являюсь исключением и что я буду реагировать так же, как и всякий другой,

когда услышу о деяниях мастера-следопыта, такого, каким был его

благодетель, нагваль Хулиан.

Я не преувеличивал, когда сказал тебе, что нагваль Хулиан был

чрезвычайным следопытом из всех, кого я когда-либо встречал, - сказал дон

Хуан. - ты уже слышал о его мастерстве следопыта от кого-нибудь, но я

никогда не говорил тебе о том, что он делал со мной.