Карлос Кастанеда

Внутренний огонь (Часть 1)

Хуана, объяснил

ему, что следопыты, подобные нагвалю Хулиану - это естественные лидеры

людей. Они могут помочь людям, не делая ничего.

- Нагваль Элиас сказал, что эти воины могут помочь людям вылечиться

или могут помочь им стать больными. Они могут помочь им найти счастье или

могут помочь им найти горе. Я тогда сказал нагвалю Элиасу, что вместо

того, чтобы говорить, что эти воины помогают людям, следовало бы сказать,

что они воздействуют на людей. Он ответил, что они не просто воздействуют

на людей, но действительно собирают их вокруг себя толпами.

Дон Хуан почмокал и посмотрел на меня пристально. В его глазах бегали

лукавые искорки.

- Странно, не правда ли, - спросил он. - то, как следопыты используют

свое видение людей?

Затем дон Хуан начал свой рассказ о нагвале Хулиане. Он сказал, что

нагваль Хулиан потратил много, много лет в ожидании ученика-нагваля. Он

наткнулся на дона Хуана однажды по пути домой после короткого визита к

знакомым в близлежащей деревне. Он, собственно, думал об ученикенагвале,

когда вышел на дорогу и услышал громкий выстрел и увидел разбегавшихся во

все стороны людей. Он побежал вместе с ними в придорожные кусты и вышел из

своего укрытия только тогда, когда увидел группу людей, собравшихся вокруг

какого-то раненого, лежащего на земле.

Раненый был, конечно, дон Хуан, в которого выстрелил тиранический

надсмотрщик. Мгновенно нагваль Хулиан увидел, что дон Хуан является особым

человеком, чей кокон разделен на четыре секции, а не на две. Он осознал

также, что дон Хуан ранен тяжело. Он понимал, что у него нет времени для

того, чтобы мешкать: его желание исполнилось, но он должен действовать

быстро, прежде чем кто-нибудь поймет, что происходит. Он поднял голову и

закричал 'они убили моего сына!'

Он путешествовал с одной из видящих своей партии, рослой индианкой,

которая публично всегда представлялась, как его невыносимо сварливая жена.

Они были прекрасной командой следопытов. Он кивнул женщине-видящей, и она

тоже стала плакать и завывать о сыне, который лежит без сознания и

истекает кровью. Нагваль Хулиан попросил зевак не вызывать властей, а

лучше помочь ему отнести его сына в его дом в городе, который находится в

отдалении. Он предложил деньги некоторым сильным молодым людям, если они

отнесут его раненого умирающего сына.

Люди отнесли дон Хуана к дому нагваля Хулиана. Нагваль был очень щедр

с ними и предложил им крупное вознаграждение, но люди были так тронуты

горем этой пары, которая плакала всю дорогу до дома, что они отказались

принять деньги. Однако нагваль Хулиан настоял, чтобы они взяли деньги для

того, чтобы обеспечить удачу его сыну.

В течение нескольких дней дон Хуан и вправду не знал, что и думать о

доброй паре супругов, которая приняла его в свой дом. Он сказал, что

нагваль Хулиан показался ему едва живым старцем. Он не был индейцем, но

был женат на молодой гневливой толстой индианке, которая физически была

так же сильна, как и сварлива по характеру. Дон Хуан думал, что именно она

является целительницей, судя по тому, как она обрабатывала его рану, а

также по количеству лекарственных растений, запасенных в комнате, где его

положили.

Жена доминировала над стариком и заставляла его ежедневно заниматься

раной дона Хуана. Они сделали постель для дона Хуана на толстом матраце,

положенном на пол, и старик испытывал ужасные трудности, наклоняясь к

нему. Дону Хуану приходилось бороться с собой, чтобы не засмеяться над

комическим зрелищем хрупкого старца, пытающегося стать на колени. Дон Хуан

сказал, что когда старик промывал его рану, то бормотал что-то бессвязное,

взгляд его блуждал, руки дрожали, а тело тряслось с головы до пят.

Когда он опускался на колени, то никогда не мог подняться сам: ему

приходилось звать жену, выкрикивая это сиплым голосом с нотками

сдержанного раздражения, а когда жена входила в комнату, они вступали в

ужасную перебранку. Часто она выходила, вынуждая старика подниматься

самостоятельно.

Дон Хуан заверил меня, что никогда не чувствовал такого сострадания к

кому-либо, как к бедному доброму старцу. Много раз он пытался подняться и

помочь ему, но едва мог двинуться. Однажды старик потратил почти полчаса,

проклиная и ругаясь, отдуваясь и ползая, как улитка, чтобы, наконец,

добраться до двери, где он с трудом поднялся в стоячее положение.