Себя не ощупывал.
В Южном я вел себя, как обычно - обошел все возможные
близлежащие торговые точки в поисках развлечений.
Когда мы в автобусе подъезжали к Холмску, я почувствовал
то, что я воспринял расплатой за сестру. Точнее это было
началом того. Нечто, спускаясь от коры больших полушарий в
голову вниз и на время перекрыв мне мой взгляд, пронзило меня
болью и вызвало угрызения моей совести. Однако я не чувствовал
себя виноватым и стал этому чувству сопротивляться.
На паром сели без задержки, и после отплытия начало
происходить нечто невероятное, что я воспринимал прямо так, как
видел.
Спустя год я бы сказал, что происходила перестройка моих
духовных тел. Стоя вечером на палубе, я увидел, как нечто в
виде полубюста снимается с моего тела, вызывая у меня самое
сердечное раскаяние за то, что я Татьяне сделал. Оно было тем
более раскаянием, что я увидел ее открытость на себе. Фрагмент
ее духовного тела от головы до груди сорвался с этой же части
моего тела с куском энергии, вызывая у меня прилив жалости к
ней за то, что она раскрыта сердцем, а я бил ей в самую душу.
Но такое раскаяние было у меня один лишь раз, и, как я понимаю,
было вызвано у меня лишь тем, что я задним числом увидел, что
применил против своей сестры те эзотерические знания, ставшие
моим существом, которые я в мыслях не думал применять против лю
дей. Что такое эзотерические знания - это ваши эмоции. В момент
ссоры я просто забыл о них, защищаясь.
Мы были уже в нескольких километрах от берега, когда я,
неся 2 бутерброда, ожидающей меня матушке, вдруг выронил один.
Правая рука как-то вдруг неестественно дрогнула, а попытки
удержать бутерброд остались неудачными. Странность происшедшего
заставила меня вспомнить, как это началось. И мне удалось
отдифференцировать от себя довольно внушительный шарообразный
ком энергии, размером с мое полушарие, вошедший в мое левое
полушарие в филиал сестры. Без сомнения, он был ее посланием
- ответом на мой, спровоцированный ей же самой, поступок.
'Сотни километров, и так молниеносно и бесшумно', - подумал я.
В Ванино мы приплыли утром, а поезд был только вечером. Я
ходил по городу и играл на безлюдной вокзальной площади
каучуковыми мячами. Это несло у меня статус тренировки и было
средством заглушения той боли, которая начинала надо мной
довлеть.
Когда я один раз прилег отдохнуть на скамье в зале
ожидания, я почувствовал нечто, что подсказывало мне делать
меньше движений. Но я, привыкший все брать против шерсти, не
послушался этого чувства. Я думал боль превозмочь силой
полученной от тренировок.
Когда я шел по городу, свое тело я не чувствовал своим.
Как поет Игорь Сукачев, я чувствовал себя ни сильным, ни
слабым, хотя, наверное, скорее, слабым. Разве может себя
чувствовать себя уверенно человек, чувствующий себя не в своей
тарелке. Мое тело казалось мне перемешанным конгломератом
чувств и красок. Среди последних преобладали красные цвета.
Содержимое головы было тождественно содержимому туловища и
конечностей. Я казался перемешанным самим в себе. Я не мог
утолить жажду и вообще хотел чего-то, а что - понять не мог.
Чувства диктовали мне, что я виноват, но я ни в чем не отступил
ни от своих обещаний, которые были спровоцированы сестрой, ни
от своей совести, а чувства меня принуждали признать свою вину.
Однажды я увидел нечто полевое, от чего на меня дохнуло
запредельностью. Из моего туловища и головы вверх выходили
психические каналы сестры. В какой-то момент я почувствовал
себя сжатым словно в каком-то узком тоннеле. У меня перехватило
дыхание. А через мгновение канал из тела и головы вышел вверх,
а я почувствовал свое сердце освобожденным. Некоторое время эти
каналы, переливавшиеся игрой цветов, я видел над собой, а потом
я занялся своими делами. Что толку было их созерцать?
Дальше мы с матушкой ехали поездом. Нашей попутчице по
купе было около 50-лет. Ее глаза были такими чистыми, что я
заработал ее негатив, рассматривая их.
Когда она днем легла поспать, я лежал на верхней полке.
Когда она закрыла глаза, я, рассматривая ее лоб, думал, о том,
как он, будучи таким маленьким, может вмещать в себя Вселенную.
'От человека идут оптические, тепловые и другие излучения', -
вспомнил я Д.В.Кандыбу. - Интересно, если я и сейчас взглядом
излучаю