Даниил Андреев

Роза Мира (Часть 1)

а воспринимаемые в их слитности со второй,

метаисторической реальностью, за ними стоящей. Выражение

'вглядываться' я употребляю здесь условно, а под словом

'образы' разумею опять-таки не зрительные представления только,

но представления синтетические, включающие зрительный элемент

лишь постольку, поскольку созерцаемое может вообще иметь

зрительно представимый облик. При этом крайне важно то, что

содержанием подобного созерцания бывают в значительной мере и

явления иномерных слоев материальности; ясно, что воспринимать

их могут не физические органы зрения и слуха, но некоторые

другие, имеющиеся в составе нашего существа, но обычно

отделенные как бы глухою стеной от зоны дневного сознания. И

если первая стадия процесса отличалась пассивным состоянием

личности, ставшей как бы невольным зрителем ошеломляющего

зрелища, то на второй стадии возможно, в известной мере,

направляющее действие личной воли, - иногда, например, в выборе

того или иного объекта созерцания. Но чаще, и как раз в

наиболее плодотворные часы, образы всплывают непроизвольно,

излучая, сказал бы я, такую завораживающую силу и приоткрывая

такой многопланный смысл, что часы созерцания превращаются в

ослабленные подобия минут озарения. При известной творческой

предрасположенности субъекта образы эти могут в иных случаях

становиться источником или стержнем, осью художественных

произведений; и сколь мрачны и суровы ни были бы некоторые из

них, но величие этих образов таково, что трудно найти равное

тому наслаждение, которое вызывается их созерцанием.

Именно метаисторическим созерцанием можно, мне кажется,

назвать эту вторую стадию процесса.

Картина, создающаяся таким образом, подобна полотну, на

котором ясны отдельные фигуры и, быть может, их общая

композиция, но другие фигуры туманны, а некоторые промежутки

между ними ничем не заполнены; иные же участки фона или

отдельные аксессуары отсутствуют вовсе. Возникает потребность

уяснения неотчетливых связей, наполнения скитающихся пустот.

Процесс вступает в третью стадию, наиболее свободную от

воздействия внеличных и внерассудочных начал. Ясно поэтому, что

именно на третьей стадии совершаются наибольшие ошибки,

неправильные привнесения, слишком субъективные истолкования.

Главная помеха заключается в неизбежно искажающем вмешательстве

рассудка: вполне отделать я от этого, по-видимому, почти

невозможно. Возможно другое: уловив внутреннюю природу

метаисторической логики, удаются иной раз перестроить в ее

направлении даже работу рассудка

Эту третью стадию процесса естественно назвать

метаисторическим осмыслением.

Таким образом, метаисторическое озарение, метаисторическое

созерцание и метаисторическое осмысление можно фиксировать как

три стадии того пути познания о котором идет речь.

Оговорю возможность еще одного рода состояния

представляющих разновидность состояний первой стадии. Это -

озарение особого типа, связанное с переживанием

метаисторических начал демонической природы; некоторые из них

обладают огромною мощью и обширною сферой действия. Это

состояние, которое было б правильно назвать инфрафизическим

прорывом психики, крайне мучительно и по большей части насыщено

чувством своеобразного ужаса. Но, как и в остальных случаях, за

этим состоянием тоже следуют стадии созерцания и осмысления.

Мои книги, написанные или пишущиеся в чисто поэтическом

плане, зиждутся на личном опыте метаисторического познания.

Концепция, являющаяся каркасом этих книг, выведена целиком из

этого опыта. Откуда я взял эти образы? кто и как внушил мне эти

идеи? как право имею я говорить с такой уверенностью? могу ли я

дать какие-нибудь гарантии в подлинности свое опыта? - Теперь,

здесь, в одной из вступительных частей книги 'Роза Мира', я

отвечаю на эти вопросы, как могу. В автобиографической

конкретизации нет ничего для меня привлекательного, я стараюсь

ее свести к минимуму. Но в этот минимум входит, конечно,

краткий отчет о том, где, когда и при каких обстоятельствах

были пережиты мной часы метаисторического озарения.

Первое событие этого рода, сыгравшее в развит моего

внутреннего мира огромную, во многом даже определяющую роль,