Даниил Андреев

Роза Мира (Часть 1)

благотворители

получили от ученых-естественников жестокий урок: после горячих

дискуссий вивисекция явочным порядком заняла в науке место

одного из ведущих методов. Оправдывая себя пользой для

человечества, этот позор человечества накрепко обосновался в

университетах, лабораториях и даже в той самой средней школе,

которая учит ребят любить кошечек и собачек.

Каково же отношение к Природе со стороны того

миросозерцания, которое может лечь в основу учения Розы Мира?

Вопрос очень обширный; однако нетрудно, мне кажется,

заключить, в чем будет состоять главная особенность этого

отношения. Ведь восприятие Розы Мира отличается прежде всего

ощущением прозрачности физического слоя, переживанием

просвечивающих сквозь него слоев трансфизики, горячей любовью к

этому переживанию и его старательное выпестывание. Это ощущение

охватывает сферу культуры и истории - и отливается в учение

метаисторическое; оно обращается к Солнцу, Луне, звездному небу

- и делается основой учения вселенского, то есть

метаэволюционного; оно охватывает земную природу - и находит

свое выражение в учении о стихиалях. Учение же о стихиалях

оказывается ветвью более общего учения о структуре Шаданакара -

учения трансфизического.

Сколь ни были бы замутнены древние представления о

стихиалях (духах стихий в самом широком смысле) побочными

примесями, внесенными ограниченностью человеческого воображения

и ума, сколько бы аберрации ни искажало в пантеонах

политеистических религий образы природных божеств - в самой

основе этих вер лежит истина.

Но, конечно, нам предстоит постигать и почитать миры

стихиалей уже совсем иначе, чем удавалось это народам

древности. Опыт последующих стадий обогатил нас, расширил

знания и обострил мистическую мысль.

Главные отличия нашей веры в стихиали от веры древних вот

в чем.

Древние антропоморфизировали свои представления о

стихийных божествах; мы больше не ощущаем потребности придавать

стихиалям человекоподобный образ.

Древние смотрели на эти миры как на нечто, раз навсегда

данное и неизменное; мы отдаем себе отчет в факте их эволюции,

хотя и непохожей на эволюцию нашего органического мира, и будем

стремиться постичь ее пути.

Древние могли переживать связь с отдельными слоями

стихиалей, но неотчетливо разграничивали их друг от друга, а о

путях становления этих монад у них не возникло даже догадок.

Собственно говоря, они не обладали ясным представлением о

множественности этих слоев. Для нас же множественность и

взаимосвязь этих слоев и пути становления обитающих там монад

делаются объектом трансфизического познания.

Древние были не в состоянии нарисовать себе общую картину

планетарного космоса; мы гораздо четче дифференцируем каждый

слой и включаем его со всеми его специфическими особенностями в

общую панораму Шаданакара.

Древние не могли примирить веру в эти миры с верой в

Единого; для нас - между обеими этими верами нет никакого

противоречия.

И надо добавить еще, что свои духовные обязанности по

отношению к стихиалям древние видели в умилостивлении их и

восхвалении - и только; мы же будем стремиться осуществлять

нашу связь с ними в готовности участвовать в их играх и

творчестве, в привлечении их благодействующего участия в нашу

жизнь - возможные пути к этому будут показаны в соответствующих

главах - и, наконец, в нашей собственной помощи светлым

стихиалям и в работе над просветлением темных.

Такое отношение к Природе сочетает языческую

жизнерадостность, монотеистическую одухотворенность и широту

знаний научной эры, все эти элементы претворяя в высшее

единство собственным духовным опытом рождающейся религии итога.

Распространено заблуждение, будто бы всякое религиозное

мировоззрение враждебно жизни, подменяя все ценности нашего

мира ценностями миров иных. Такое обобщение не более законно,

чем, например, утверждение, будто бы искусство живописи уводит

от мира, сделанное на том основании, что такова была отчасти

живопись средних веков. Враждебно жизни религиозное кредо

определенной фазы, да и то лишь в крайних его проявлениях. То

же мироотношение, о котором я говорю, не уводит от мира, а учит

любить его горячей и бескорыстной любовью. Оно не