что депутат Государственной Думы и у него депутатская неприкосновенность. Оказалось, просто бомж. А вы говорите: писатель. Разберемся. Так, тут еще товарищ из Америки...
- Из Африки он.
- А, ну да. Принц. Фамилия у него имеется?
- Я есть Алуихиоло Мнгангуи Сото Охавало Второй, - с достоинством отвечал липовый принц. - Я есть подданный королевства Лесото. Я есть жить племя мошешобо.
- Угу. Документы, подтверждающие личность, есть?
- Yes. - Колдун спустил бермуды чуть ниже пупа и продемонстрировал эффектную татуировку из переплетающихся алых языков пламени. - It's my passport.
- Впечатляет, - лейтенант внимательно, даже придирчиво осмотрел татуировку. - Но не убеждает. Значит, так. - Он отложил в сторонку заполненные бланки и утомленно посмотрел на задержанных. - Посидите пока в КПЗ. До выяснения личности некоторых принцев.
- Вы с ума сошли! - завопили Дарья и Марья.
- Помолчите, девушки. С вами еще тоже надо разобраться. Отец у них писатель, видите ли... Этак теперь любая шалава с Ленинградки будет кричать, что ее папа Лев Толстой. Семенов!
- Тут! - раздалось из каких-то дальних казематных глубин.
- Отведи эту компанию в КПЗ. Пусть посидят, остынут. Х-хе.
- Можно, мы хотя бы домой позвоним? - Маша отчаянно потянулась к телефону на столике дежурного.
- Не положено. Это служебный телефон. Появился заспанный качок в несвежей форме. Видимо, это и был упомянутый Семенов.
- Пошли, - коротко приказал он нашим бедолагам.
Они обреченно двинулись по коридору. Идти оказалось недолго. Сразу за поворотом Семенов тормознул Ираклия и Сото у обитой железом двери с крохотным окошечком.
- Вам сюда, - он отпер дверь, посмотрел на парней взглядом электрошоковой дубинки, и те, ругаясь и проклиная сей злосчастный день, шагнули в сумеречное пространство вонючей камеры. Дверь за ними тут же захлопнулись.
Девочки остались один на один со своим конвоиром.
- Вперед, шлюшки. Женская - дальше, - он улыбнулся им улыбкой, за которую сразу захотелось дать по морде. Но девочки покорно зашагали по коридору.
“Машка! - зазвенел вдруг в голове Марьи Белинской комариный противный голосок. - Нам надо бежать!”
“Кому - нам?”
“Дура совсем, да? Это я тебе телепатирую. Я, Дашка!”
Маша глянула на сестру. Та очень выразительно посмотрела на нее в ответ.
“Серьезно?! Ты телепатка? Вот класс! Ты теперь мне на уроках все будешь подсказывать!”
“Сейчас не до этого. Давай рванем отсюда. Расскажем предкам, что и как, - они ребят вытащат”.
“А как мы сбежим?”
“Помнишь, как ты изображала умирающего лебедя?”
“Ну”.
“По моей команде начинай изображать! Дальше предоставь действовать мне. Три, два, один... Давай!!!”
Идущая тихо-мирно Марья вдруг коротко-жалобно вскрикнула, вскинула тонкие руки в каком-то балетном жесте и, повернувшись, медленно начала падать прямо на пресловутого товарища Семенова. При этом глаза у нее закатились, а голова безвольно запрокинулась, словно Марья лишилась всех шейных позвонков.
- Ой, - сказал Семенов. - Припадочная, что ли? Марья обвисла у него в руках, а Даша пронзительно завизжала:
- “Скорую”! Вызовите “скорую”! Она умирает! Семенов выпучил глаза:
- Ты чё?!
- У нее феромональная эмфизема легких! Это приступ! Нужен кислород! Дефибриллятор! Вызывайте “скорую”, или она умрет через пять минут!
- Вот блин... - Семенов потащил Машку обратно к комнате дежурного. За ним летела Дарья и не переставая вопила:
- Анафилактический шок! Гипергликемический криз! Трансдермальная кома!!!
- Что тут у вас?! - выскочил дежурный.
- Да вот, плохо ей... - пояснил Семенов.
- Она в коме! В коме! Нужен кислород! Свежий воздух! Вы что, не видите, она умирает! - Дашка, когда надо, умела верещать так, что окружающие готовы были сделать все, что угодно, лишь бы не слышать этого визга, высверливающего мозг изнутри. - Надо на улиду вынести ее! Искусственное дыхание! Непрямой массаж сердца!
Ей подчинились в каком-то трансе. Вынесли Машку в прилегающий к отделению садик, уложили в тенечке на лавочке, и тут Дарья приступила ко второму действию своей пьесы
- Сестричка, не умирай! Что они с тобой сделали, сволочи! Убийцы!!! Насильники! Кто-нибудь, вызовите “скорую”!!!
За кованой оградой отделения собрался народ. В основном бабульки с внуками. Это был тот самый контингент, на сочувствие которого и рассчитывала Дашка. Она принялась причитать еще вдохновеннее, излагая публике историю о том, как их с сестрой несправедливо забрали в милицию, лишили всяких прав, оскорбляли, а теперь ее хронически больная сестра умирает от анафилактического шока, вызванного аллергией на милицейскую