Александр Мень

Сын человеческий

“Да здравствует Царь иудейский!” Некоторые из них плевали на Иисуса и били Его палками по лицу и по голове.

Пилат думал, что можно ограничиться этим наказанием, но пока длилось бичевание, архиереи не теряли времени и возбудили толпу до крайности. Сейчас уже все в один голос требовали, чтобы Назарянин был отдан на распятие вместо Вараввы.

Едва на помосте появился Иисус, жестоко избитый, израненный, в кровавом плаще, как над площадью пронесся крик: “На крест! Распни Его!” - “Вот - Человек!” - воскликнул прокуратор, пытаясь, вероятно, сказать, что именно Он достоин быть освобожденным. Но в ответ слышались вопли: “Варавву! Отпусти нам Варавву!..” Пилат не знал, что подумать. Он велел снова увести Иисуса.

- Какое же зло сделал Он? Возьмите Его вы и распните, ибо я не нахожу в Нем вины, - с досадой сказал он.

- У нас есть Закон, - ответили книжники, - и по Закону Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим.

Суеверный страх закрался в душу римлянина. Он отказывался понимать происходящее.

- Откуда Ты? - спросил он Христа, вернувшись в преторию.

Иисус молчал.

- Мне ли не говоришь? Разве Ты не знаешь, что я власть имею отпустить Тебя и власть имею распять Тебя?

- Ты не имел бы надо Мной никакой власти, - сказал Узник, - если бы не было дано тебе свыше. Поэтому тот, кто Меня предал тебе, больший грех имеет.

Эти слова понравились Пилату. Он больше был не намерен торговаться и ронять свой престиж. Однако, когда он в последний раз занял судейское кресло, его ждал неприятный сюрприз. Обвинители выдвинули новый, но самый веский аргумент: Галилеянин называл Себя Мессией, за это одно Его следует считать бунтовщиком. “Если ты Этого отпустишь, ты не друг кесарю, - говорили они. - Всякий, делающий себя царем, восстает против кесаря”.

Пилат отлично уловил угрозу и понял, что речь идет о его собственном благополучии. Зная строгость Тиберия, пристально наблюдавшего за спокойствием провинций, он и без того имел основания опасаться. Жалобы на его бесчинства все чаще стали приходить в Рим5. Недруги прокуратора могли использовать этот процесс против него, а Пилат отнюдь не хотел лишаться выгодной должности и нести ответ перед легатом Сирии или самим императором. Уже колеблясь, он сделал слабую попытку еще раз повлиять на чувства толпы. Иисус был поставлен на возвышение Габатту, или Лифостротон, и, указав на Него, прокуратор воскликнул: - Вот Царь ваш!

- Долой, долой! Распни Его! - завывала чернь.

- Царя ли вашего распну?

- Нет у нас царя, кроме кесаря! - сказали архиереи.

Такое верноподданническое заявление не оставило Пилату выбора. В конце концов, что для него судьба какого-то еврейского Пророка, когда на карту поставлено его, Пилата, благополучие? Желая показать, что он действует не по Закону, а в угоду просьбам, прокуратор велел принести воды и, как требовал восточный обычай, демонстративно умыл руки: “Не виновен я в крови Праведника”.

Но люди у помоста по-прежнему бушевали, нисколько не смущаясь жестом судьи. “Кровь Его на нас и на детях наших”, - кричали они, давая понять, что все совершается по их настоянию6.

Весть о помиловании Иисуса Вараввы была встречена шумными овациями; и в них потонули слова приговора, обращенные к Иисусу Назарянину: “Ibis ad crucem”, “Ты будешь распят”.

Осужденный был передан в руки солдат.

Глава девятнадцатая ГОЛГОФА 7 апреля 30 г.

В Иерусалиме до сих пор показывают “Скорбный путь” (Via dolorosa), по которому люди вели на смерть Спасителя мира. С евангельских времен многое изменилось в топографии города, и поэтому трудно отстаивать достоверность предания. Несомненно, однако, что именно по такой же узкой восточной улице двигалась процессия, вышедшая из претории в полдень пасхальной пятницы 14 нисана1.

Никого из близких не было рядом с Христом. Он шел в окружении угрюмых солдат, два преступника, вероятно, сообщники Вараввы, делили с Ним путь к месту казни. Каждый имел titulum, табличку с указанием его вины. Та, что висела на груди Христа, была написана на трех языках: еврейском, греческом и латинском, чтобы все могли прочесть ее. Она гласила: “Иисус Назарянин, Царь Иудейский”2.

Синедрион пытался протестовать против такой надписи, видя в ней оскорбление патриотических чувств народа. Но Пилат на этот раз остался непреклонен. “Что я написал - то написал”, - ответил он, довольный, что хотя бы таким образом смог досадить людям, принудившим его к уступке.