ОШО РАДЖНИШ

МАСТЕР

длительную связь с их семьей. Но когда я вошел, я был поражен: все семьдесят человек сидели, словно каменные статуи. Они сидели со сложенными руками и не смогли даже ответить на мое приветствие. Я первый приветствовал их, но они не подняли руки. Было забавно, что из-за тех семидесяти человек... Жена, которая теперь фактическая хозяйка всего дела, так как муж совершенно одряхлел и не может делать ничего вопреки жене, и она теперь королева целой империи, созданной ими... так вот, даже она сидела как каменная статуя, переживая из-за тех семидесяти человек — что, если они увидят ее? А приветствие — дело самое обычное; даже на улице, когда вы видите незнакомца, поприветствуйте его... Единственным, кто приветствовал меня, был Самир — молодой человек, желавший стать саньясином.

Девушка Нандита приветствовала меня очень странным способом: с одной стороны сидел Самир, приветствовавший меня совсем как обычный саньясин, посредине между ними сидела ее мать — сидела как мертвая, — а позади них еще семьдесят мертвецов. Девушка хотела приветствовать меня, но не смогла проделать все как следует. Она пошла на компромисс; она лишь подняла свои руки — только до сих пор. Она не смогла свести их вместе — тоже компромисс. Зато когда эти трое увидели меня на следующий день, они все коснулись моих стоп. Такие вот бывают у людей публичные лица и такие частные лица!

Но я действительно огорчился из-за этих семидесяти человек. Они прибыли просто послушать меня: вопросы — ответы... и я посвятил всю встречу их вопросам. Если они не могут даже приветствовать меня, вы думаете, они поймут меня? Восточный ветер приходит — только мертвые деревья останутся неподвижными. Все живые деревья будут склоняться.

Вот вам передовые журналисты страны — и с такими предвзятыми умами! Я ответил на их вопросы, но у них нет мужества опубликовать собственное интервью в своих газетах! Они опасаются правительства, они опасаются публики, и, возможно, они опасаются сами себя — «Что скажут другие?»... потому что вы выслушивали весь тот разгром журналистов — и не произнесли ни слова...

Глядя на них... в конце концов я решил не глядеть на них, потому что зрелище было таким жалким... Я просто вообще забыл о них. Я глядел на моих людей — они непредвзяты, открыты, доступны: и если восточный ветер придет к ним, они порадуются в его прохладе.