ОШО РАДЖНИШ

МАСТЕР

сложными, чем они полагали. Гаутама Будда, возможно, ближе к реальности, поскольку он выбрал более мистический подход. Он расширяет наше восприятие реальности.

Мое личное предчувствие таково, что в конце концов современной физике придется признать не только Гаутаму Будду, но и Махавиру, потому что его семичастная логика абсолютно завершена. Нельзя прибавить больше ничего. Не может быть восьмичастной логики; семью возможностями охвачено все. Ничего не упущено, все учтено; она всеобъемлюща.

Махавиру признали — причем ученые даже не знали, что они признают человека, который жил двадцать пять столетий назад, современника Гаутамы Будды, — признали потому, что он проповедовал теорию относительности. Махавира был первым человеком, проповедовавшим теорию относительности. Альберт Эйнштейн был бы чрезвычайно счастлив, если бы кто-то представил ему теорию относительности Махавиры. Она трактует не о физике, она изучает человеческое сознание, но это тот же способ видения. И Альберт Эйнштейн пустился бы в пляс, если бы услышал семичастную логику Махавиры, потому что он испытывал очень много затруднений с Аристотелем. Реальность велика, а логика была мала: она никаким образом не была в состоянии помочь в дальнейшем исследовании, помочь более глубоко проникнуть в материю и энергию. Она была хороша для повседневной работы на базаре, но она не была достаточно хороша для более глубоких сфер.

Но я думаю, что сам Да Хуэй не имел понятия, зачем он процитировал это изречение... может быть, просто мистифицировал людей, прикидывался, что понимает эту странную логику трехчастности, — потому что он ничего не говорит об этом. Цитата вне контекста. Все, что говорится, должно иметь какой-то смысл, какую-то связь. Эта же цитата не имеет отношения к предыдущей сутре. Он просто вставил ее.

Вот мое ощущение: он попросту мистифицировал людей, притворившись, что знает значительные вещи, которые им не понять. Это одно из важных свойств человека: он считает, что все то, чего он понять не может, должно быть верным. Из-за этого философы писали таким стилем, чтобы вы подолгу читали большие фразы, длинные предложения, объемистые разделы — такие большие, чтобы к тому времени, когда вы подходите к концу раздела, вы забывали начало.