ОШО РАДЖНИШ

МАСТЕР

он же так близко... а когда она пробует прыгнуть, — естественно, хвост тоже отпрыгивает и дистанция остается той же самой. Собака доходит почти до бешенства, ведь ей невдомек, что это ее же собственный хвост.

Коль скоро вы безмолвно осознающий, вся ваша жизнь будет выглядеть нелепой. Вы не делали ничего иного, кроме погони за собственным хвостом, — который всегда был вашим; не было нужды гоняться за ним. Поэтому последнее, что мы слышали от мистиков, — это внезапный громкий смех. После этого — абсолютное безмолвие и безмятежность. Этот смех — последняя вещь, и за пределами этого есть бесконечное, вечное, чтобы переживать... но это уже за пределами слов, ничего не может быть сказано об этом.

Но если вы были способны посмеяться над своей собственной нелепостью, это доказывает, что вы стали наблюдателем, отделенным от своего ума, от своего тела. Теперь вы можете легко понять, что то, чем вы занимались до сих пор, можно делать только в бессознательности.

Я слышал... Мужчину внезапно разбудила его жена и сказала: «Я слышу, мой муж возвращается. Я расслышала сигнал его автомобиля, он только что припарковался». Парень нагишом вскочил и спрашивает: «Что делать?» Женщина сказала: «Прыгай в окошко». Была холодная ночь, шел дождь. Он выпрыгнул из окна, и только тогда сообразил: «Что за ерунда?! Я же муж!» Но просто старая привычка... он, очевидно, спал с другими женщинами. Жена, очевидно, спала с другими мужчинами.

Если вы наблюдаете жизнь, она нелепа, и если вы можете смеяться над собой, то это последняя пограничная линия. По ту сторону этого начинается бессловесное переживание безмолвия. Но смех человека наблюдающего также имеет и другое качество: вы всегда смеетесь над другими, он же смеется над собой. Смеяться над другими немного жестоко — в этом скрыто некое насилие, — но смеяться над собой — это великое пробуждение.

Да Хуэй передает свои переживания так ясно, насколько это возможно, чтобы перевести их в слова. Я согласен с ним категорически, что каждый просветленный человек смеялся. То была пограничная линия при движении от этого мира к миру запредельному. Прежде чем двинуться за пределы, он должен был смеяться — просто по той причине, что он смог увидеть, как вся его жизнь не заслуживала ничего, кроме смеха. До сих пор он занимался этим так серьезно, потому что он почти спал; однако по пробуждении вся серьезность — это фальшивка. Он занимался вещами, которые теперь не сможет делать, даже если захочет... они иррациональны, они нелогичны, они неразумны.