Морозов НА

Откровение в грозе и буре

Вторая партия антиохийских христиан не признавала ни Павлина, ни Иеронима, и выбирала себе своих епископов, не причислявшихся к господствующей церкви и подвергавшихся обвинению в оригенитстве. Руководителями её сначала был Мелетий211, а затем Флавиан. Последнего даже требовали в Рим для оправдания от обвинения в ереси, но он отказался ехать, не признавая папу своим начальником.

У нихто, т. е. у Мелетия и его преемника Флавиана, а не у ортодоксального Павлина, и поселился Иоанн после своего двухлетнего пребывания неизвестно где. Мелетий назначил его своим диаконом, а Флавиан в 386 году – пресвитером212.

Деятельность пресвитера, особенно оппозиционного, к каким принадлежал Иоанн, не была ещё в это время той чисто обрядовой, как теперь в ортодоксальных церквах. Она сводилась, главным образом, на поучения не только религиозного, но и часто научного характера и на полемику с противниками, из которых самым главным в Антиохии был, как мы уже отметили выше, Иероним Блаженный. Между речами, приписываемыми Иоанну, мы находим, например, даже такие, где трактуется о физиологии, астрономии и т. д.

Но более всего поражало в них слушателей не содержание, а то, что он их произносил прямо, а не читая по рукописи. «Прежде него не видали и не слыхали в том городе (заметьте, в одном из главных!), чтобы без книги или хартии проповедывали слово божие: он был первый такой проповедник»213.

Читая его речи в современных изданиях, мы прежде всего должны иметь в виду следующее важное обстоятельство: так как по греческой азбуке нельзя писать не только стенографически, но даже бегло, то все образчики его речей, дошедшие до нас в произведениях средневековых монахов, следует считать подложными или составленными впоследствии на память кемлибо из его слушателей. В них сохранились, вероятно, одни лишь темы, а всё остальное принадлежит составителям и корректорам, или, во всяком случае, в них вкралось много посторонних вставок и поправок.

Дело в том, что древние монастырские переписчики чужих рукописей почти никогда не могли воздержаться от их корректирования, когда дело касалось религиозных представлений авторов. Всё, что казалось им в устах уважаемого ими писателя не ортодоксальным, истолковывалось ими на свой лад и передавалось от его имени в искажённом виде, или просто выбрасывалось вон при переписка, как вставленное туда предыдущим переписчиком, и заменялось своими собственными измышлениями, нередко совершенно противоположного значения.