себя с чем угодно, добровольно уничтожать свою душу и свою личность – лишь бы хоть немного потешиться иллюзией “я – Бог!”.
Любимый и традиционный образ пантеистов – уподобление отношений человеческой души и Бога воздуху, находящемуся в сосуде и в свободном состоянии. Человеческая душа – это воздух в сосуде: сосуд лопнет – и душа сольется с Божеством…
Красиво? Ну, а если, кроме “ощущения”, еще и подумать? Подумать над тем - на каком основании душа уподоблена воздуху. Что общего у воздуха в банке и у души? У воздуха нет сознания, чувств, свободы, а у души есть551.
Даже в кришнаитской литературе, с персонналистических позиций ведущей полемику с пантеистами, вышучивается теория, согласно которой “Богу нужно медитировать и бороться с материальной природой, чтобы вспомнить, кто Он такой. Так что “Бог” у нас соблюдает диету, выполняет дыхательные упражнения, подпрыгивает на своей заднице в попытке пробудить кундалини и пытается очень многими способами вспомнить свою тождественность: Я Бог… Я Бог… Как это я забыл? Я Бог… Проклятый комар!!! Я Бог…”552.
Анти-пантеистические аргументы были высказаны и в европейской философии553, несогласной променять тепло Евангелия на “ледниковую воду безличностного монизма”554, и в русской. Теософы их, конечно, не услышали и, как всегда, на них не отреагировали.
Ладно, не слышат теософы антипантеистических аргументов. Но зачем же они называют себя гностиками? Ведь Демиург гностиков реален и страшен. А Демиург (Бог-Творец) Блаватской не более чем призрак, приснившийся человеку. Не надо придавать никакого значения ни Демиургу, ни своему “я”, ни вообще видимому миру…
Значит, теософия все же противоречит гностикам, столь поспешно возведенным в ранг “посвященных”?
Ладно, пусть теософия будет ближе к брахманизму, чем к гностицизму… Впрочем… Но тогда ведь и к миру теософ должен относиться так же, как относится к нему брахманист или буддист. А в этих традициях вполне однозначно говорится, что должен делать тот, кто распознал в мире тотальный обман, иллюзию. Он должен как можно скорее свой ум устремить прочь от обманных сетей, - к Единому Невидимому. И в такой философской системе любоваться материальным миром, видимой природой, “покровом Майи” уже нельзя: тот, кто любуется миражом, еще сильнее и безнадежнее пленяется им и творит себе дурную карму…
Так о каком “благодатном присутствии Творца в творении” (с. 134) может идти речь в теософии, если по их же учению Абсолют в мире «не может быть