Коляска Детты перевернулась дважды. В первый раз она опрокинула ее сама, исхитрившись незаметно дотянуться до ручного тормоза и рвануть его со всей силы. А во второй раз ее повалил Эдди, слишком резко дернув ее в очередной, черт бы ее побрал, песчаной ямке. Это случилось уже ближе к вечеру, и на секунду он запаниковал, думая, что на этот раз у него просто не хватит сил снова поднять коляску — просто не хватит и все. Он схватился за ручки дрожащими руками и, предприняв титаническое усилие, рванул коляску, само собой, слишком сильно, и она перевернулась, как Шалтай Болтай, грохнувшийся со стены, и им с Роландом пришлось изрядно попотеть, чтобы поднять ее. Успели они как раз вовремя. Веревка, завязанная у нее под грудью Детты, сползла и надавила на горло. Скользящий фирменный узел стрелка затянулся и едва ее не задушил. Лицо у Детты уже стало какого то странного синего цвета, она теряла сознание, но, и задыхаясь, она продолжала смеяться.
Оставь ее так, оставь, — чуть не сказал ему Эдди, когда Роланд нагнулся ослабить узел. Пусть она задохнется. Уж не знаю, может быть, ты и не прав был, когда говорил, что ей хочется умереть, но ей точно хочется НАС доконать… так что хрен с нею, оставь ее так!
Но он вспомнил Одетту (хотя их первая и последняя встреча, такая короткая, была так давно, что даже память о нем стала меркнуть) и поспешил на помощь Роланду.
Роланд раздраженно оттолкнул его одной рукой.
— Здесь мы вдвоем не уместимся.
Когда он ослабил веревку, и Госпожа стало шумно ловить ртом воздух (хрипы ее перемежались взрывами злобного смеха), стрелок повернулся к Эдди и обвел его оценивающим взглядом:
— Мне кажется, нам следует на ночлег остановиться здесь.
— Еще немножко, — едва ли не взмолился Эдди. — Еще немножко я в состоянии пройти.
— Надо думать! Бугай то здоровый — в пору на нем пахать, да еще силы останутся отсосать тебе ночью твой бледный стручок.
Она по прежнему отказывалась от еды, лицо у нее осунулось, кости на нем проступили резкими углами, глаза запали6 но при этом они блестели все той же злобой.
Роланд не обратил на нее никакого внимания, только внимательнее присмотрелся к Эдди.
— Только немножко, — кивнул он наконец. — совсем чуть чуть.
Минут через двадцать Эдди сдался. Он не чувствовал своих рук — они превратились в какой то студень.
Они уселись в тени скал, прислушиваясь к крикам чаек, наблюдать за приливом и ждать, когда солнце зайдет, а из моря выползут омары и начнут задавать друг другу свои нескладные вопросы.
Понизив голос, чтобы не слышала