Альберт Великий

Малый алхимический свод

Тем же, кто, противясь нам, выдвигает в качестве

аргумента слова Аристотеля — "пусть искусники в алхимии знают, что виды вещей

изменить невозможно", мы должны ответить, что сказано это про тех, кто верит и

жаждет осуществить превращение металлов, которые уже испорчены окончательно. А

это, без сомнения, действительно невозможно. Давайте теперь прислушаемся вот к

таким словам Аристотеля: "Истинно то, что эксперимент разрушает формы видов, в

особенности же металлов". Может статься, например, что некий металл, если его

прокалить, обратится в золу и окалину. Затем его мельчат, промывают, размягчают

в кислых водах в той мере, в какой это нужно, чтобы придать ему белизну и

естественность. Таким-то вот образом эти тела путем обжигания и прочих процедур

(medicinas) могут утратить бурые пары порчи и гнили (himiditatem corruptum et

adustivam), обрести воздушность, преисполниться паром жизни, и белая окалина

затвердеет, ставши белой или красной. Да и Гермес12 говорит, что духи (духовные

субстанции) не могут войти в тело металлов, прежде чем эти последние не будут

очищены. После очищения духи войдут в тела при посредстве веры. Аристотель

говорит: "Я не верю, что металлы можно превратить один в другой, минуя

предварительно их возвращение к первоматерии". А это достигается лишь очищением

металлов от порчи — только огнем.

Тем же, кто еще не уверовал или недостаточно тверд в вере, я желаю обрести

большую ясность, потому что мы-то точно знаем, о чем толкуем и на чем

настаиваем: нам ясно, что различные виды обретают различные формы в разное

время. Так, ясно, что вывариванием и тесным соприкосновением красное в мышьяке

можно сделать черным, а позже — и белым с помощью возгонки13. Так бывает всегда.

Если же некто скажет,

что иные виды могут видоизменять первоначальный свой цвет

в другой, а с металлами такого не бывает, я возражу ему, ссылаясь на авторитеты,

выдвинув в качестве аргументов множество определений и не меньше обоснований и

до конца развею эти заблуждения.

Так, мы видим, что лапис-лазурь14, именуемая transmarinum15, происходит из

серебра. Но еще легче заметить, что если некая вещь совершенствует собственную

свою природу, избавляясь от порчи и гнили, внешние свойства разрушаются в

большей мере, чем свойства, связанные с сущностью. Двинемся дальше, и мы увидим,

что медь приобретает желтый цвет от каламинового камня16. Но и медь, и

каламиновый камень, покуда они не подверглись воздействию огня, далеки от

совершенства.

Мы знаем, что свинцовый глет17 изготовляется из олова. Олово же в результате

многократных вывариваний приобретает золотистый цвет. Однако нет ничего

невероятного и в том, чтобы обратить олово в одну из разновидностей серебра.

Ведь олово той же, что и серебро, природы.

Нам ведомо, что железо превращается в живое серебро. Кое-кому это может

показаться невероятным. Прежде я уже показывал, что такое возможно. Ведь все

металлы происходят из живого серебра и серы. Значит, если живое серебро есть

прародитель всех металлов, ничего невозможного нет и в том, чтобы и железо,

например, вновь вернулось в свое прежнее состояние — превратилось в живое

серебро. Ничего не стоит вообразить, скажем, такое: зимой вода затвердевает,

обращаясь в лед, под воздействием избыточного холода; летом же, напротив,

припекаемый солнцем, лед плавится, становясь, как прежде, водой. Точно так и

живое серебро, в каком бы месте земли оно ни помещалось, и сера, если и она есть

в земле, сочетаются друг с другом путем очень мягкой и крайне медленной варки,

длящейся весьма долго. Эти исходные начала, соединяясь, отвердевают, становясь

минералами, из коих, в свою очередь, можно извлечь тот или иной металл.

Впрочем, мы знаем также, что белый свинец изготовляется из свинца, красный

свинец — из белого, а свинец — из красного18.

Вот и смотри! Более чем предостаточно доказано уже, как виды вещей, изменяя

(permutantur)