Карлос Кастанеда

Отделенная реальность

в темноте,

потому что болтовня - это единственное, что я могу делать в

такое время, сидя рядом с ним. Я возразил, что это больше,

чем простой акт разговора - то, что мне нравится. Я сказал,

что меня наслаждает убаюкивающее тепло темноты вокруг нас.

Он спросил меня, что я делаю дома, когда становится темно. Я

ответил, что всегда включаю свет или выхожу на освещенные

улицы до тех пор, пока не придет время спать.

- О... - сказал он с недоверием. - я думал, что ты

научился использовать темноту.

- Для чего ее можно использовать? - спросил я.

Он сказал, что темнота (он назвал ее "темнота дня") -

это лучшее время для того, чтобы в и д е т ь . Он

подчеркнул слово " в и д е т ь " особой интонацией. Я

захотел узнать, что он хочет этим сказать. Но он ответил,

что уже слишком поздно, чтобы вдаваться в этот вопрос.

22 мая 1968 г.

Как только я утром проснулся, я безо всяких вступлений

рассказал дону Хуану, что сконструировал систему,

объясняющую то, что имеет место на пейотном собрании -

митоте. Я взял свои записи и прочел ему то, что разработал.

Он терпеливо слушал, пока я старался разъяснить свою схему.

Я считал, что необходим тайный дирижер для того, чтобы

таким образом настроить всех участников, что они придут к

любому заданному соглашению. Я указал, что люди присутствуют

на митоте для того, чтобы найти мескалито и его уроки

относительно правильного образа жизни. При этом все эти люди

не обмениваются между собой ни единым словом или жестом, и

все же они находятся в согласии относительно присутствия

мескалито и его специфического урока. По крайней мере именно

так было на том митоте, на котором я присутствовал: все

согласились, что мескалито появился перед ними и дал им

урок. В своем личном опыте я нашел, что та форма, которую

принимает индивидуальное появление мескалито, и его

последующий урок были поразительно однообразны, хотя

варьировали по содержанию от человека к человеку. Я не мог

иначе объяснить такой гомогенности, как приняв ее

результатом скрытой и сложной настройки.

У меня ушло почти два часа на то, чтобы прочесть и

объяснить дону Хуану ту схему, что я конструировал. Кончил я

тем, что попросил его сказать своими словами, какова

действительно процедура для приведения участников митота к

соглашению.

Когда я закончил, он скривился. Я подумал, что он,

должно быть, считает мои объяснения вызывающими; он,

казалось, был глубоко поглощен размышлениями. После

благопристойного молчания я спросил его, что он думает о

моей идее.

Мой вопрос внезапно изменил его гримасу на улыбку, а

затем на раскатистый хохот. Я тоже попытался засмеяться и

нервно спросил, что тут такого смешного.

- Ты ушел в сторону, - воскликнул он. - зачем кто-то

будет стараться кого-то настраивать в такое важное время,

как митот? Ты думаешь, что всегда дурачат с мескалито?

На секунду я подумал, что он уклончив; он, фактически,

не отвечал на мой вопрос.

- Зачем кому-либо настраивать? - спросил упрямо дон

Хуан. - Ты был на митотах. Ты должен знать, что никто не

объяснял тебе, как чувствовать или что делать; никто, кроме

самого мескалито.

Я настаивал на том, что такое объяснение невозможно, и

вновь попросил его рассказать мне, каким образом достигается

соглашение.

- Я знаю, зачем ты приехал, - сказал дон Хуан

загадочным тоном. - я не могу помочь тебе в твоем

затруднении, потому что не существует никакой системы

настройки.

- Но как же все эти люди соглашаются с тем, что

мескалито присутствует?

- Они соглашаются потому, что в и д я т , - сказал

дон Хуан драматически. - Почему бы тебе не поприсутствовать

еще на одном митоте и не у в и д е т ь самому?

Я почувствовал, что это была ловушка. Я не сказал

ничего и отложил свои записи. Он не настаивал.

Некоторое время спустя он попросил меня отвезти его к

дому одного из его друзей. Большую часть дня мы провели там.

В ходе разговора его друг Джон спросил меня, что стало с

моим интересом к пейоту. Почти восемь лет назад Джон давал

мне батончики пейота при моем первом опыте. Дон Хуан пришел

мне на помощь и сказал, что я делаю успехи.

По пути назад к дому дон Хуана я почувствовал себя

обязанным сделать замечание относительно вопроса, заданного

Джоном, и я сказал среди прочего, что у меня нет намеренья

учиться чему-либо далее о пейоте, потому что это требует

мужества такого сорта, которого у меня нет, и что я, сказав

о своем решении кончить учение, действительно это имел в

виду. Дон Хуан улыбнулся и ничего не сказал. Я продолжал

говорить, пока мы не подъехали к дому.