Карлос Кастанеда

Отделенная реальность

к подножью, в

направлении, где я последний раз видел его. Я хотел

прекратить все дело и уехать домой. Я чувствовал себя

совершенно оцепеневшим и уставшим.

- Дон Хуан! - кричал я снова и снова.

Его нигде не было видно. Я снова взбежал на вершину

другого высокого холма; я не увидел его и оттуда также. Я

бегал везде, высматривая его, но он исчез. Я вернулся и

пришел назад к первоначальному месту, где он оставил меня. У

меня была нелепая уверенность, что я найду его сидящим там и

смеющимся над моей непоследовательностью.

- В какой ад я попал?

Я знал тогда, что не было способа остановить все то,

что я делал там. Я действительно не знал, как вернуться к

моей машине. Дон Хуан много раз изменял направление, а

основной ориентации на четыре точки было недостаточно. Я

испугался, что заблужусь в горах. Я сел, и в первый раз в

своей жизни я имел необычное чувство, что действительно не

было пути вернуться к исходной точке отправления. Дон Хуан

говорил, что я всегда настаивал на отправной точке, которую

я называл началом, тогда как в действительности начала не

существует. И там, среди этих гор, я почувствовал, что я

понял то, что он имел в виду. Это было так, как будто

исходная точка всегда была мной самим, как будто дона Хуана

никогда в действительности не было там; и когда я

высматривал его, он стал тем, чем он в действительности был

- маленьким образом, который исчез за холмом.

Я услышал тихий шелест листьев, и необычный аромат

окружил меня. Я почувствовал ветер давлением на мои глаза,

подобно осторожному жужжанию. Солнце собиралось скрыться за

плотными тучами над горизонтом, которые выглядели подобно

густо окрашенной оранжевой стае, когда оно исчезало за

тяжелым покровом низких туч; момент спустя оно появилось

снова, как темно-красный шар, плывущий в дымке. Оно,

казалось, боролось некоторое время, чтобы войти в клочок

голубого неба, но тучи как будто не давали солнцу времени, а

затем оранжевая стая и темные силуэты гор, казалось,

поглотили его.

Я лег на спину. Мир вокруг меня был таким спокойным,

таким безмятежным, но, в то же самое время, таким чуждым,

что я почувствовал себя подавленным. Я не хотел плакать, но

слезы покатились сами.

Я оставался в этом положении несколько часов. Я был

почти неспособен встать. Камни подо мной были твердыми, и

прямо там, где я лежал, была редкая растительность, в

контраст с сочными зелеными кустами везде вокруг. Оттуда,

где я был, я мог видеть верхушки высоких деревьев на

восточных холмах.

Наконец, стало совершенно темно. Я почувствовал себя

лучше; в действительности, я чувствовал себя почти

счастливым. Для меня полутьма была намного более

поучительной и защищающей, чем безжалостный дневной свет.

Я встал, влез на вершину небольшого холма и начал

повторять движения, которым дон Хуан научил меня. Я пробегал

к востоку семь раз, и только тогда я заметил изменение

температуры в моей руке. Я развел огонь и стал внимательно

наблюдать, как советовал дон Хуан, рассматривая каждую

деталь. Прошли часы, и я начал чувствовать себя очень

уставшим и замерзшим. Я собрал целую кучу сухих веток; я

поддерживал огонь и подвинулся к нему ближе. Бодрствование

было таким усердным и таким напряженным, что оно изнурило

меня, и я начал клевать носом. Я дважды засыпал и просыпался

только тогда, когда моя голова качалась в сторону. Я был

таком сонным, что не мог больше наблюдать за огнем. Я попил

воды и даже побрызгал ею на лицо, чтобы не спать. Мне

удалось побороть мою сонливость только на короткое время. Я

стал каким-то унылым и раздраженным; я чувствовал себя

крайне беспомощным существом там, и это вызвало во мне

ощущение иррационального растройства и уныния. Я был

усталым, голодным, сонным и нелепо раздраженным самим собой.

Наконец, я отказался бороться со сном. Я добавил побольше

сухих веток в костер и лег спать. Погоня за олли и ловителем

духов была в этот момент наиболее нелепым и чуждым

стремлением. Я был таким сонным, что не мог даже думать или

разговаривать с собой. Я заснул.

Внезапно я был разбужен громким треском. Казалось, что

шум, чем бы он ни был, раздался как раз над моим левым ухом,

так как я лежал на правом боку. Я сел, совершенно

проснувшись. Мое левое ухо гудело и было оглушено близостью

и силой звука.

Я, должно быть, спал только короткое время, судя по

количеству сухих веток, которые все еще горели в костре. Я

не слышал никаких других шумов, но оставался настороженным и

поддерживал огонь.

В моем уме промелькнула мысль, что, возможно, меня