Карлос Кастанеда

Отделенная реальность

говорил, пока мы не кончили

собирать кроличьи ловушки. Потом он повернулся ко мне и

сказал вдруг, как будто бы он только что вспомнил, что

другая важная вещь, относящаяся к олли, это то, что если он

видел двух олли, это всегда были два одного и того же вида.

Два олли, которых видел он, были мужчинами, сказал он; и из

того, что я видел двух мужчин и одну женщину, он заключил,

что мой опыт был особенно необычным.

Я спросил его, могут ли олли принимать вид детей; могут

ли дети быть одного или разных полов; могут ли олли

изображать людей различных рас; могут ли они иметь вид

семьи, состоящей из мужчины, женщины и ребенка; и, наконец,

я спросил его, может ли олли иметь вид человека,

управляющего автомобилем или автобусом.

Дон Хуан ничего не отвечал на это. Он улыбался, пока я

говорил все это. Когда он услышал мой последний вопрос, то

он расхохотался и сказал, что я неосторожен со своими

вопросами, что более уместным было бы спросить, в и д е л

ли он когда-нибудь олли, управляющего автомобилем.

- Ты не забыл про мотоциклы, да? - спросил он с

предательским блеском в глазах. Я нашел его насмешки над

моими вопросами забавными и не обидными и засмеялся вместе с

ним.

Затем он объяснил, что олли не могут принимать

руководство действиями или воздействовать на что-либо прямо;

однако они могут воздействовать на человека косвенно. Дон

Хуан сказал, что приходить в контакт с олли опасно, так как

олли могут вывести наружу самое худшее, что есть в человеке.

Ученичество здесь бывает долгим и трудным, сказал он, потому

что необходимо свести к минимуму все, что не является

необходимым в жизни для того, чтобы выдержать нагрузку такой

встречи. Дон Хуан сказал, что его бенефактор, когда он

впервые пришел в контакт с олли, был вынужден обжечься и

получил такие шрамы, как будто горный лев нападал на него.

Что касается его самого, сказал дон Хуан, так олли толкнул

его в кучу горящих углей, и он немного обжег колено и

лопатку, но шрамы исчезли со временем, когда он стал с олли

одним целым.

10 июня 1968 г. Я отправился с доном Хуаном в дальнее

путешествие, чтобы участвовать в митоте. Я несколько месяцев

уже ждал такой возможности, однако я не был окончательно

уверен, что я хочу ехать. Я думал, что мои колебания были

вызваны страхом, что на митоте я буду вынужден глотать

пейот, а у меня совсем не было такого намерения. Я

неоднократно разъяснял свои чувства дону Хуану. Сначала он

терпеливо смеялся, но, наконец, он твердо заявил, что не

желает слушать больше ни одного слова о моих страхах.

Настолько, насколько я знал, митот был идеальным

полигоном для того, чтобы я мог проверить ту свою схему,

которую я составил. Я все-таки так и не бросил полностью

свою идею о скрытом лидере на таких сборищах. Каким-то

образом у меня была мысль, что дон Хуан отбросил мою идею из

каких-то своих собственных соображений, поскольку он

стремился объяснить все, что имеет место на митотах, в

терминах в и д е н ь я . Я думал, что мой интерес в том,

чтобы найти подходящее объяснение в своих собственных

терминах, не соответствовал тому, что он хотел от меня,

поэтому ему и пришлось отбросить мои выводы, как он привык

делать со всем тем, что не подтверждало его систему.

Как раз перед тем, как мы отправились в путешествие,

дон Хуан облегчил мои сомнения относительно поедания пейота,

сказав, что я буду присутствовать на встрече только для

того, чтобы наблюдать. Я почувствовал подъем. В то время я

был почти уверен, что раскрою скрытую процедуру, при помощи

которой участники приходят к согласию.

Время шло уже к вечеру, когда мы отправились. Солнце

почти коснулось горизонта; я чувствовал его на своей шее и

жалел, что у меня нет венецианской шторки на заднем стекле

машины. С вершины холма я мог смотреть вниз на огромную

равнину; дорога была похожа на черную ленту, расстеленную на

земле, вверх и вниз по бесчисленным холмам. Я за секунду

проследил ее глазами прежде, чем мы начали спускаться, она

бежала прямо на юг и исчезала за рядом низких гор на

горизонте.

Дон Хуан сидел спокойно, глядя прямо вперед. Долгое

время мы не проронили ни слова. Мне было неудобно от жары в

автомобиле. Я открыл все окна, но это не помогло, потому что

день был исключительно жарким. Я чувствовал себя

исключительно раздраженным и беспокойным. Я стал жаловаться

на жару.

Дон Хуан сделал гримасу и взглянул на меня испытующе.

- В это время года повсюду в Мексике жарко, - сказал

он, - с этим ничего нельзя поделать.