Карлос Кастанеда

Отделенная реальность

но я не был голоден.

На следующий день, 9 ноября, дон Хуан позволил мне

съесть лишь крошку пищи и велел отдыхать. Я лежал все утро,

но расслабиться не мог. Я не имел представления, что у дона

Хуана на уме, но что хуже всего, я не был уверен и в том,

что на уме у меня самого.

Около трех часов дня мы сидели под его рамадой. Я был

очень голоден. Несколько раз я предлагал, чтобы мы поели, но

он отказывался.

- Ты не готовил смесь уже три года, - внезапно сказал

он. - тебе придется курить мою смесь, поэтому будем считать,

что я собрал ее для тебя. Тебе понадобится ее совсем

немного. Я один раз набью трубку. Ты всю ее выкуришь и затем

отдохнешь. Потом придет хранитель другого мира. Ты не будешь

ничего делать, только наблюдать за ним. Наблюдай, как он

двигается; наблюдай за всем, что он делает. Твоя жизнь может

зависеть от того, насколько хорошо ты следишь.

Дон Хуан так внезапно прервал свои инструкции, что я не

знал, что сказать и даже что подумать. Какое-то время я

бормотал что-то неразборчивое. Я не мог привести в порядок

свои мысли. Наконец, я спросил первое, что пришло мне в

голову.

- Кто такой сторож?

- Ты у в и д и ш ь его, - сказал он. - Он охраняет

другой мир.

- Какой мир? Мир мертвых?

- Это не мир мертвых и не мир чего-нибудь еще. Это

просто другой мир. Нет пользы говорить тебе об этом. Ты

увидишь это сам. - С этим дон Хуан пошел в дом. Я последовал

за ним в его комнату.

- Подожди, подожди, дон Хуан. Что ты собираешься

делать?

Он не отвечал. Он вытащил из мешочка свою трубку и сел

на соломенный мат в центре комнаты, инквизиторски глядя на

меня. Казалось, он ждал моего согласия.

- Ты дурак, - сказал он мягко. - Ты не боишься. Ты

просто говоришь себе, что ты боишься.

Он медленно покачал головой с боку на бок. Затем он

достал небольшой мешочек с курительной смесью и набил

трубку.

- Я боюсь, дон Хуан. Я действительно боюсь.

- Нет, это не страх.

Я отчаянно старался выиграть время и начал длинное

обсуждение природы моих чувств.

Я искренне считал, что боюсь, но он указал мне на то,

что дыхание мое не прерывисто, и сердце мое бьется не

быстрее, чем обычно.

Я немного подумал о том, что он сказал. Он ошибался; у

меня было много физических изменений, обычно связанных со

страхом, и я был в отчаяньи. Чувство надвигающегося рока

окрасило все вокруг меня. Желудок мой был неспокоен, и я был

уверен, что побледнел; ладони мои сильно вспотели, и, тем не

менее, я действительно думал, что я боюсь.

У меня не было того чувства страха, к которому я привык

за свою жизнь. Страх, который всегда был неразрывно моим,

отсутствовал. Я разговаривал, шагая взад и вперед по комнате

перед доном Хуаном, который все еще сидел на своей циновке,

держа свою трубку и инквизиторски на меня глядя.

Наконец, рассмотрев все это, я пришел к заключению, что

то, что я чувствовал вместо обычного страха, было глубокое

чувство неудовольствия при одной только мысли о том смешении

понятий, которое создается при принятии галлюциногенных

растений.

Дон Хуан пристально смотрел на меня в этот момент,

затем он взглянул позади меня, прищурившись, как будто он

старается обнаружить что-то на расстоянии.

Я продолжал ходить взад и вперед перед ним до тех пор,

пока он твердо не сказал мне, чтобы я сел и расслабился.

Несколько минут мы тихо сидели.

- Ты не хочешь потерять свою ясность? - сказал он

внезапно.

- Да, дон Хуан, - ответил я.

Он засмеялся с явным удовольствием.

- Ясность, второй враг человека знания, написана на

тебе. Ты не боишься, - сказал он убежденно, - но теперь ты

не хочешь потерять свою ясность, и так как ты дурак, ты

называешь это страхом.

Он довольно засмеялся.

- Принеси мне угли, - приказал он.

Его тон был мягким и успокаивающим. Я автоматически

встал и вышел за дом, чтобы собрать небольшие кусочки

горящего угля от костра, положил их на маленькую плитку

камня и вернулся в комнату.

- Выходи на крыльцо, - громко позвал дон Хуан снаружи.

Он положил соломенную подстилку на место, где я обычно

сидел. Я положил угли рядом с ним, и он подул на них, чтобы

развести огонь. Я собирался сесть, но он остановил меня и

велел мне сесть на край циновки. Затем он положил кусочек

угля в трубку и вручил ее мне. Я взял ее. Я был удивлен

тихой убедительностью, с которой дон Хуан управлял мной. Я

не мог придумать, что сказать. У меня не было аргументов. Я

был убежден, что не боюсь, но только непроизвольно, потерять

свою ясность.

- Дуй, дуй, - приказал он мне спокойно. - только одна

чашка.