Карлос Кастанеда

Отделенная реальность

свою собственную смерть.

Но концентрация на смерти заставляет любого из нас

фокусироваться на самом себе, а это является снижением.

Поэтому, следующая вещь, которая необходима, чтобы стать

воином, - это отрешенность. Мысль о неминуемой смерти вместо

того, чтобы стать препятствием, становится безразличием.

Дон Хуан перестал говорить и взглянул на меня. Он,

казалось, ожидал замечаний.

- Ты понимаешь? - спросил он.

Я понимал то, что он говорил, но я лично не мог

увидеть, как кто-либо может прийти к чувству отрешенности. Я

сказал, что с точки зрения моего собственного ученичества, я

уже пережил момент, когда знание становится таким

устрашающим делом. Я мог также правдиво сказать, что я

больше не находил поддержки в обычных занятиях моей

повседневной жизни. И я хотел, или, может быть, даже более,

чем хотел, я нуждался в том, чтобы жить, как воин.

- Теперь ты должен отрешиться, - сказал он.

- От чего?

- Отрешиться от всего.

- Это невозможно. Я не хочу быть отшельником.

- Быть отшельником - это потакание себе, и я никогда не

имел этого в виду. Отшельник не отрешен, так как он по

своему желанию покидает самого себя, чтобы стать

отшельником.

Только мысль о смерти делает человека достаточно

отрешенным, так что он не может отказать себе в чем-либо.

Человек такого сорта, однако, не мудрствует, потому что он

приобрел молчаливую страсть к жизни и ко всем вещам в жизни.

Он знает, что его смерть подгоняет его и не даст ему времени

прилипнуть к чему-либо, поэтому он испытывает, без

мудрствований, все обо всем.

Отрешенный человек, который знает, что он не имеет

никакой возможности отбиться от своей смерти, имеет только

одну вещь, чтобы поддерживать себя - силу своего решения. Он

должен быть, так сказать, мастером своего выбора. Он должен

полностью понимать, что он сам полностью отвечает за свой

выбор, и если он однажды сделал его, то у него нет больше

времени для сожалений или укоров себя. Его решения

окончательны просто потому, что его смерть не дает ему

времени прилипнуть к чему-нибудь.

И, таким образом, с осознанием своей смерти, своей

отрешенностью и силой своих решений воин размечает свою

жизнь стратегическим образом. Знание о своей смерти ведет

его и делает его отрешенным и молчаливо страждущим; сила его

окончательных решений делает его способным выбирать без

сожалений, и то, что он выбирает, стратегически всегда самое

лучшее; и поэтому он выполняет все со вкусом и страстной

эффективностью.

Когда человек ведет себя таким образом, то можно

справедливо сказать, что он воин и что он достиг терпения!

Дон Хуан спросил меня, не хочу ли я чего-нибудь

сказать, и я заметил, что задача, которую он описал,

отнимает всю жизнь. Он сказал, что я слишком много

протестовал ему, и он знал, что я вел себя или, по крайней

мере, старался вести себя, на языке воина в моей

повседневной жизни.

- У тебя достаточно хорошие когти, - сказал он, смеясь.

- Показывай их мне время от времени. Это хорошая практика.

Я сделал жест наподобие когтей и зарычал, и он

засмеялся. Затем он откашлялся и продолжал:

- Когда воин достиг терпения, то он на пути к своей

воле. Он знает, как ждать. Его смерть сидит рядом с ним на

его циновке, они друзья. Его смерть загадочным образом

советует ему, как выбирать, как жить стратегически. И воин

ждет! Я бы сказал, что воин учится без всякой спешки, потому

что он знает, что он ждет свою волю; и однажды он добьется

успеха в выполнении чего-либо, что обычно совершенно

невозможно выполнить. Он может даже не заметить своего

необычного поступка. Но по мере того, как он продолжает

совершать необычные поступки, или по мере того, как

необычные вещи продолжают случаться с ним, он начинает

осознавать, что проявляется какого-то рода сила. Сила,

которая исходит из его тела, по мере того, как он

продвигается по пути знания. Сначала она подобна зуду в

животе, или теплому месту, которое нельзя успокоить; затем

это становится болью, большим неудобством. Иногда боль и

неудобство так велики, что у воина бывают конвульсии в

течение месяцев; и, чем сильнее конвульсии, тем лучше для

него. Отличной воле всегда предшествует сильная боль.

Когда конвульсии исчезают, воин замечает, что у него

появилось странное чувство относительно вещей. Он замечает,

что он может, фактически, трогать все, что он хочет, тем

чувством, которое исходит из его тела, из точки, находящей

прямо под или прямо над пупком. Это чувство - есть воля, и

когда он способен схватываться им, то можно справедливо