что ты знал, и пока он был
чем-то, что ты знал, та не в и д е л его. Я говорил тебе
уже, что страж должен стать ничем, и, все же, он должен
оставаться перед тобой. Он должен быть там, и он, в то же
самое время должен быть ничем.
- Как же это может быть, дон Хуан? Ты говоришь абсурд.
- Да. Но это и есть в и д е н ь е . В действите-
льности, бесполезно говорить об этом. "Виденье", как я
говорил прежде, узнается посредством "виденья".
- Очевидно, у тебя нет проблем с водой. Ты почти
"видел" ее на днях. Вода - это твой "кардинальный пункт".
Все, что теперь нужно тебе, это совершенствовать свою
технику "виденья". Ты имеешь сильного помощника в духе
водного места.
- Это другой мой жгучий вопрос, дон Хуан.
- Ты можешь иметь все жгучие вопросы, какие хочешь, но
мы не можем говорить о духе водного места в его районе. В
действительноти, лучше не думать об этом совсем. Не думать
совсем. В противном случае дух заманит тебя, и, если это
случается, нет ничего, что живой человек может сделать,
чтобы помочь тебе. Поэтому, держи свой рот закрытым, и
удерживай свои мысли на чем-нибудь еще.
Около десяти часов на следующее утро дон Хуан вынул
свою трубку из футляра, наполнил ее курительной смесью,
затем вручил ее мне и велел мне отнести ее на берег ручья.
Держа трубку двумя руками, я сумел расстегнуть свою рубашку,
положить трубку внутрь и крепко держать ее. Дон Хуан принес
два соломенных мата и небольшой поднос с углями. Был теплый
день. Мы сели на циновки в тени небольшой рощи деревьев
б р е а у самого края воды. Дон Хуан положил уголь в чашку
трубки и велел мне курить. У меня не было никакого опасения
или какого-нибудь чувства приподнятого настроения. Я
вспомнил, что во время моей второй попытки "видеть" стража,
после того, как дон Хуан объяснил его природу, у меня было
особое ощущение удивления и благоговения. На этот раз,
однако, хотя дон Хуан предупредил меня о возможности
действительного "виденья" воды, у меня не было эмоциона-
льного увлечения - у меня было только любопытство.
Дон Хуан заставил меня курить дважды во время
предыдущих попыток. В данный момент он наклонился и
прошептал в мое правое ухо, что он собирается научить меня,
как использовать воду для того, чтобы двигаться. Я
чувствовал его лицо очень близко, как будто он приставил
свой рот к моему уху. Он сказал мне, чтобы я не смотрел
пристально на воду, а сфокусировал свои глаза на поверхности
и внимательно смотрел до тех пор, пока вода не превратится в
зеленый густой туман. Он повторил еще и еще, что я должен
сосредоточить свое внимание на тумане до тех пор, пока не
обнаружу чего-нибудь еще.
- Смотри на воду перед собой, - слышал я его голос, -
но не позволяй ее звуку унести тебя куда-нибудь. Если ты
позволишь звуку воды унести тебя, я не смогу никогда найти
тебя и привести обратно. Теперь войди в зеленый туман и
прислушайся к моему голосу.
Я слушал и понимал его с чрезвычайной ясностью. Я начал
внимательно смотреть на воду и имел очень необычное ощущение
физического удовольствия - зуд, неопределенное счастье. Я
долгое время пристально смотрел, но не обнаруживал зеленого
тумана. Я чувствовал, что мои глаза выходили из фокуса, и я
должен был бороться, чтобы удерживать свой взгляд на воде;
наконец, я больше не смог контролировать свои глаза и был
вынужден закрыть их, или мигнуть, или, возможно, я просто
потерял свою способность фокусироваться; во всяком случае, в
этот самый момент вода остановилась, она перестала
двигаться. Она, казалось, стала картиной. Рябь была
неподвижной. Затем вода начала слабо шипеть, как будто в ней
были частички карбоната, которые сразу взрывались. Через
мгновение я увидел, что шипение медленно расширилось в
зеленое вещество. Это был безмолвный взрыв; вода взорвалась
сверкающим зеленым туманом, который распространялся до тех
пор, пока не охватил меня.
Я оставался взвешенным в нем до тех пор, пока острый,
непрерывный резкий шум не потряс все; туман, казалось,
застыл в обычные черты водной поверхности. Резкий шум был
выкриком дона Хуана около моего уха: "хейййй!" Он велел мне
прислушиваться к его голосу и вернуться назад в туман и
ждать там до тех пор, пока он не позовет меня. Я сказал:
"оъкей", по-английски, и услышал гогочущий шум его смеха.
- Пожалуйста, не разговаривай, - сказал он. - Не
выдавай мне больше никаких "оъкей".
Я мог слышать его очень хорошо. Звук его голоса был
мелодичным и, главным образом, дружественным. Я знал это, не
думая; это было убеждение, которое пришло мне в голову,