сознавал
своего неправильного поведения. Я говорил о различных лицах,
имевших несчастья, которые могли быть объяснены, как
случайности; я говорил особенно о Лукасе, старом, очень
приятном индейце племени яки, который серьезно пострадал,
когда грузовик, который он вел, перевернулся.
- Мне кажется, невозможно избежать случайностей, -
сказал я. - Никто не может контролировать все вокруг себя.
- Верно, - сказал дон Хуан резко. - Но не все является
неизбежной случайностью. Лукас не живет, как воин. Если бы
он жил так, то он бы знал, что он ждет и чего он ждет, и он
не вел бы грузовик, будучи пьяным. Он наскочил на скалу у
дороги, потому что он был пьян, и искалечил свое тело ни за
что.
- Жизнь для воина - есть упражнение в стратегии, -
продолжал дон Хуан. - Но ты хочешь найти смысл жизни. Воин
не заботится о смыслах. Если бы Лукас жил, как воин, - а он
имел к этому возможность, т.к. все мы имеем возможность, -
он разметил бы свою жизнь стратегически. Таким образом, если
бы он не мог избежать случайности, которая поломала ему
ребра, он нашел бы способы ослабить это происшествие или
избежать его последствий, или бороться против них. Если бы
Лукас был воином, то он не сидел бы в своем развалившемся
доме, умирая от голода. Он бы бился до конца.
Я изложил альтернативу дону Хуану, используя его в
качестве примера, и спросил его, что будет в результате,
если бы он сам был бы вовлечен в несчастный случай, и ему
отрезало бы ноги.
- Если бы я не смог помочь этому и потерял бы свои
ноги, - сказал он, - я не смог бы быть человеком
сколько-нибудь дольше и, поэтому, я соединился бы с тем, кто
ждет меня вне этого места.
Он сделал широкий жест своей рукой, чтобы показать все
вокруг себя. Я заспорил, что он неправильно понял меня. Я
намеревался указать, что было невозможно для любого
отдельного человека предвидеть все перемены, включенные в
его повседневных действиях.
- Все, что я могу тебе сказать, - сказал дон Хуан, -
это то, что воин всегда недоступен; он никогда не стоит на
дороге, ожидая, чтобы его стукнули по голове. Таким образом,
он сводит к минимуму свои возможности непредвиденного. То,
что ты называешь случайностью, в большинстве случаев очень
легко избежать, если не быть идиотом, живущим спустя рукава.
Глава т р и н а д ц а т а я
Моя следующая попытка "виденья" имела место 3 сентября
1969 года. Дон Хуан заставил меня выкурить две чашки смеси.
Немедленные результаты были аналогичны результатам, которые
я испытывал во время предыдущих попыток. Я помнил то, что,
когда мое тело совсем онемело, дон Хуан помог мне,
поддерживая меня под руку, войти в густой пустынный
чаппараль, который рос на несколько миль вокруг его дома. Я
не мог припомнить то, что я или дон Хуан делал после того,
как мы вошли в заросли, я не мог вспомнить, как долго мы
шли; в некоторый момент я обнаружил, что я сидел на вершине
небольшого холма. Дон Хуан сидел слева от меня, касаясь
меня. Я не мог чувствовать его, но я мог видеть его уголком
глаза. У меня было чувство, что он говорил со мной, хотя я
не мог вспомнить его слов. Все же, я чувствовал, что я знал
точно, что он говорил, несмотря на тот факт, что я не мог
вспомнить этого ясно. У меня было ощущение, что его слова
были подобны вагонам поезда, который удалялся, и его
последнее слово было подобно последнему квадратному
служебному вагону. Я знал, что это последнее слово означало,
но я не мог сказать его или подумать о нем ясно. Это было
состояние полубодрствования с призрачным образом поезда из
слов.
Затем, очень слабо я услышал голос дона Хуана, который
говорил мне:
- Теперь ты должен посмотреть на меня, - сказал он,
повернув мою голову к своему лицу. Он повторил обращение три
или четыре раза.
Я посмотрел и сразу обнаружил тот же самый светящийся
эффект, какой я воспринимал прежде, когда смотрел на его
лицо; это было гипнотизирующее движение, волнообразное
перемещение света внутри вмещающих сфер. Там, между этими
сферами, не было определенных границ, и, однако, волнистый
свет никогда не разливался, но двигался внутри невидимых
пределов.
Я пристально разглядывал светящийся предмет передо
мной, и немедленно он начал терять свое свечение, и
появились обычные черты лица дона Хуана, или, скорее, стали
накладываться на затухающее свечение. Затем я должен был
сфокусировать свой пристальный взгляд снова; очертания дона
Хуана поблекли, а свечение усилилось. Я перенес свое
внимание на область, которая должна была быть его левым
глазом. Я заметил, что