которую он называл "ла Каталина", и мной.
Это началось 23 ноября 1961 года, когда я нашел его в доме с
вывихнутой лодыжкой. Он объяснил, что у него был враг -
ведьма, которая могла обернуться черным дроздом и которая
пыталась убить его.
- Как только я смогу ходить, я покажу тебе, кто эта
женщина, - сказал дон Хуан. - Ты должен знать, кто она есть.
- Почему она хочет убить тебя?
Он нетерпеливо пожал плечами и отказался отвечать
что-нибудь еще.
Я вернулся увидеть его десять дней спустя и нашел его
соверщенно здоровым. Он покрутил своей лодыжкой, чтобы
продемонстрировать мне, что она в прекрасном состоянии, и
приписал свое быстрое выздоровление природе гипсовой
повязки, которую он сам сделал.
- Хорошо, что ты здесь, - сказал он. - Сегодня я
собираюсь взять тебя в небольшое путешествие.
Затем он направил меня ехать в безлюдное место. Мы
остановились там; дон Хуан вытянул свои ноги и удобно
устроился на виденьи, как будто собираясь вздремнуть. Он
велел мне расслабиться и оставаться совершенно спокойным; он
сказал, что мы должны быть как можно незаметнее до
наступления сумерек, потому что поздний вечер был очень
опасным временем для дела, которым мы занимаемся.
- Каким делом мы занимаемся? - спросил я.
- Мы здесь для того, чтобы отметить ла Каталину, -
сказал он.
Когда стало значительно темно, мы незаметно, вышли из
машины и очень медленно и бесшумно вошли в пустынный
чаппараль.
С места, где мы остановились, я мог разглядеть темные
силуэты холмов по обеим сторонам. Мы были в плоском,
красивом, широком каньоне. Дон Хуан дал мне подробную
инструкцию о том, как оставаться слитым с чапаралем, и
научил меня способу сидеть "в бодрствовании", как он называл
это. Он велел мне подогнуть мою правую ногу под мое левое
бедро и сохранять мою левую ногу в сложенном положении. Он
объяснил, что подогнутая нога использовалась в качестве
пружины для того, чтобы встать с большой скоростью, если это
будет необходимым. Затем он велел мне сидеть лицом на запад,
потому что это было направление дома женщины. Он сел рядом
со мной, справа, и шепотом сказал мне держать мои глаза
сфокусированными на землю, ища, или, скорее, ожидая волну
ветра, которая произведет волнение в кустах. Когда волнение
коснется кустов, на которые я фокусировал мой пристальный
взгляд, я должен был взглянуть вверх и увидеть колдунью во
всем ее "великолепном зловещем блеске". Дон Хуан
действительно использовал эти слова. Когда я попросил его
объяснить, что он имеет в виду, он сказал, что, если я
обнаружу волнение в кустах, я просто должен посмотреть вверх
и увидеть сам, потому что "колдунья в полете" имела такой
необыкновенный вид, что это не поддавалось объяснениям.
Дул чистый спокойный ветер, и я думал, что я обнаружил
волнение в кустах много раз. Я поднимал глаза каждый раз,
готовясь к трансцендентальному переживанию, но я ничего не
видел. Каждый раз, когда ветер раздувал кусты, дон Хуан
энергично ударял ногой по земле, поворачиваясь кругом и
двигая руками, как будто они били. Сила его движений была
чрезвычайной.
После нескольких неудач увидеть колдунью "в полете" я
уверился, что не буду свидетелем никакого трансцендента-
льного события, однако, дон Хуан показывал "силу" так остро,
что я не помнил, как провел ночь.
На рассвете дон Хуан подсел ко мне. Он, казалось, был
совершенно изнурен. Он едва мог двигаться. Он лег на спину и
пробормотал, что ему не удалось "пронзить женщину". Я был
сильно заинтригован этим заявлением; он повторил его
несколько раз, и каждый раз его тон становился все более
унылым, более отчаянным. Я начал переживать необычное
беспокойство. Мне было очень легко проецировать мои чувства
на настроение дона Хуана.
Дон Хуан ничего не упоминал об этом случае или о
женщине несколько месяцев. Я думал, что он или забыл или
решил все дело. Однако, однажды я нашел его в очень
взволнованном настроении, и в манере, которая была
совершенно несвойственна его естественному спокойствию, он
сказал мне, что "черный дрозд" сидел перед ним предыдущей
ночью, и что он даже не заснул. Искусство женщины было таким
большим, что он совсем не чувствовал ее присутствия. Он
сказал, что, к счастью, он проснулся в определенный момент,
чтобы подготовиться к самому ужасному бою за свою жизнь. Тон
дона Хуана был взволнованный, почти патетический. Я
почувствовал непреодолимую волну жалости и беспокойства.
В мрачном и драматическом тоне он вновь подтвердил, что
у него не было способа остановить ее и что в следующий раз,
когда она