Карлос Кастанеда

Отделенная реальность

детям

оттого, что им не хватает пищи, но жалел их за то, что по

моим расчетам мир уже приговорил их к интеллектуальной

неадекватности. И, однако же, по расчетам дона Хуана, каждый

из них мог достичь того, что я считал вершиной человеческих

интеллектуальных достижений - стать человеком знания. Мои

причины к тому, чтобы жалеть их, были необоснованы. Дон Хуан

точно поддел меня.

- Может быть, ты и прав, - сказал я. - но как можно

избежать желания, искреннего желания помочь окружающим тебя

людям?

- Как же, ты думаешь, им можно помочь?

- Облегчая их ношу. Самое маленькое, что можно сделать

для окружающих нас людей, так это попытаться изменить их. Ты

ведь и сам занимаешься этим. Разве не так?

- Нет. Этого я не делаю. Я не знаю, что менять, и зачем

менять что-либо в окружающих меня людях.

- А как насчет меня, дон Хуан? Разве ты не учил меня

для того, чтобы я изменился?

- Нет. Я не пытаюсь изменить тебя. Может случиться, что

однажды ты станешь человеком знания - этого никак нельзя

узнать - но это не изменит тебя. Когда-нибудь ты, возможно,

сможешь у в и д е т ь людей в другом плане, и тогда ты

поймешь, что нет способа изменить что-либо в них.

- Что это за другой план виденья людей, дон Хуан?

- Люди выглядят по-другому, если их в и д и ш ь .

Маленький дымок поможет тебе у в и д е т ь людей, как

нити света.

- Нити света?

- Да, нити, как тонкая паутина. Очень тонкие волокна,

которые циркулируют от головы к пупку. Таким образом,

человек выглядит, как яйцо из циркулирующих волокон. А его

руки и ноги подобны светящимся протуберанцам, вырывающимся в

разные стороны.

- И так выглядит каждый?

- Каждый. Кроме того, человек находится в контакте со

всем остальным, не через руки, правда, а через пучок длинных

волокон, вырывающихся из центра его живота. Эти волокна

присоединяют человека ко всему окружающему; они сохраняют

его равновесие; они придают ему устойчивость. Поэтому, как

ты сможешь у в и д е т ь когда-нибудь, человек - это

светящееся яйцо, будь он нищим или королем, и нет способа

изменить что-либо, или, вернее, что можно изменить в

светящемся яйце, а?

Глава в т о р а я

Мое посещение дона Хуана положило начало новому циклу.

Мне не потребовалось никаких усилий для того, чтобы вновь

попасть в старое русло удовольствия от его чувства

драматизма, его юмора и терпения со мной. Я определенно

чувствовал, что мне нужно посещать его более часто. Не

видеть дона Хуана было действительно большой жертвой для

меня, кроме того, у меня было кое-что, представляющее для

меня определенный интерес, что я хотел с ним обсудить.

После того, как я закончил книгу о его учении, я начал

перебирать те свои полевые записи, которые я не использовал

в книге. Я выпустил из книги очень много данных, потому что

мое внимание было направлено на состояния необычной

реальности. Просматривая свои старые записки, я пришел к

заключению, что умелый маг может создать самый специализи-

рованный ареал восприятия в своем ученике, просто

манипулируя "общественными ключами". Все мое построение,

касающееся природы этих манипуляционных процедур,

основывалось на предположении, что для того, чтобы создать

необходимый ареал восприятия, необходим ведущий. Как

конкретный тест я взял случай пейотных собраний магов. Я

соглашался с тем, что на этих собраниях маги приходили к

соглашению относительно природы реальности без какого-либо

обмена словами или знакаи, и поэтому я пришел к заключению,

что тут использовался очень мудреный код для того, чтобы

участники пришли к такому соглашению. Я разработал сложную

систему для того, чтобы объяснить эти коды и процедуры, и

поэтому я вернулся, чтобы навестить дона Хуана и спросить

его личное мнение и совет относительно моей работы.

21 мая 1968 г.

Ничего необычного не произошло во время моего

путешествия к дону Хуану. Температура в пустыне превышала

100 и была очень утомительна. После обеда жара стала

спадать, и, когда я в начале вечера подъехал к дому дона

Хуана, подул прохладный ветерок. Я не очень устал, поэтому

мы сидели в его комнате и разговаривали. Это был не тот

разговор, который мне хотелось бы записывать; фактически, я

не пытался вкладывать в свои слова большой смысл или

значение. Мы говорили о погоде, урожае, его внуке, индейцах

яки, мексиканском правительстве. Я сказал дону Хуану, как

сильно мне нравится то особое ощущение, которое получаешь,

когда разговариваешь в темноте.

Он сказал, что это мое удовольствие основано на моей

болтливой натуре; что мне легко любить болтовню