Карлос Кастанеда

Отделенная реальность

прислушивается к миру; он

прислушивается к звукам мира.

Я отложил свои записи. Дон Хуан засмеялся и сказал, что

он не имел в виду навязать мне результат, что прислушивание

к звукам мира должно быть гармоничным и с большим терпением.

- Воин сознает, что мир изменится, как только он

перестанет говорить с самим собой, - сказал он, - и он

должен быть готов к этому необычайному толчку.

- Что ты имеешь в виду, дон Хуан?

- Мир такой-то или такой-то только потому, что мы

сказали себе, что он такой. Если мы перестанем говорить

себе, что мир такой-то, то мир перестанет быть таким. В этот

момент я не думаю, что ты готов к такому моментальному

удару, поэтому ты должен медленно начать уничтожать

/открывать/ мир.

- Я, в действительности, не понимаю тебя!

- Твоя беда в том, что ты смешиваешь мир с тем, что

делают люди; и опять же, ты не одинок в этом. Каждый из нас

делает это. Вещи, которые делают люди, являются щитами

против сил, которые нас окружают; то, что мы делаем, как

люди, дает нам удобство и чувство безопасности; то, что

делают люди, по праву, очень важно, но только, как щит. Мы

никогда не знаем, что все, что мы делаем, как люди, это

только щиты, и мы позволяем им господствовать и попирать

наши жизни. Фактически, я должен сказать, что для

человечества то, что делают люди, более велико и более

важно, чем сам мир.

- Что ты называешь миром?

- Мир - это все, что заключено здесь, - сказал он и

топнул по земле. - жизнь, смерть, люди, олли и все

остальное, что окружает нас. Мир необъятен. Мы никогда не

сможем понять его; мы никогда не разгадаем его тайн.

Поэтому, мы должны относиться к нему, как к тому, что он

есть, как к чудесной загадке!

Однако, обычный человек не делает этого. Мир никогда не

является загадкой для него, и, когда он приближается к

старости, он убеждается, что он не имеет больше ничего, для

чего жить. Старик не исчерпал мира. Он исчерпал только то,

что делают люди. Но в своем глупом замешательстве он верит,

что мир не имеет больше загадок для него. Вот ужасная цена,

которую приходится платить за наши щиты!

Воин осознает эту путаницу и учится относиться к вещам

правильно. Вещи, которые делают люди, ни при каких условиях

не могут быть более важны, чем мир. И, таким образом, воин

относится к миру, как к бесконечной тайне, а к тому, что

делают люди, как к бесконечной глупости.

Глава п я т н а д ц а т а я

Я начал упражняться в прислушивании к "звукам мира" и

продолжал это в течение двух месяцев, как точно указал дон

Хуан. Сначала было мучительно слышать и не видеть, но еще

более мучительным было не разговаривать с самим собой. К

концу двух месяцев я был способен выключать свой внутренний

диалог на короткие периоды периоды времени и мог обращать

внимание на звуки.

Я прибыл к дому дона Хуана к 9 часам 10 ноября

1969 года.

- Мы начнем поездку прямо сейчас, - сказал он, как

только я подъехал к его дому.

Я отдохнул в течение часа, а затем мы поехали к низким

склонам гор на востоке. Мы оставили мою машину на попечение

одного из его друзей, который жил в этом месте, а сами пошли

пешком в горы. Дон Хуан положил сухое печенье и сладкие

булочки в рюкзак для меня. Провизии было достаточно на день

или на два. Я спросил дона Хуана, не взять ли нам больше, но

он отрицательно потряс головой.

Мы шли пешком все утро. Был довольно теплый день. Я нес

одну флягу с водой, из которой большей частью пил я сам. Дон

Хуан пил только дважды. Когда вода кончилась, он заверил

меня, что было бы очень хорошо напиться из потока, который

мы найдем на нашем пути. Он рассмеялся на мое нежелание.

Через короткое время моя жажда вынудила меня побороть мои

страхи.

Рано после полудня мы остановились в небольшой долине у

подножья каких-то сочных зеленых холмов. Позади холмов, на

востоке, на облачном небе вырисовывались высокие горы.

- Ты можешь думать, что ты можешь написать о том, что

мы говорим, или о том, что ты воспринимаешь, но ты ничего не

можешь написать о том, где мы находимся, - сказал он.

Мы остановились на время, и затем он вынул узелок

из-под своей рубашки. Он развязал его и показал мне свою

трубку. Он наполнил ее чашечку курительной смесью, зажег

спичку и поджег небольшую сухую ветку, положил горящую

веточку внутрь чашки и велел мне курить. Не имея кусочка

угля внутри чашки, было трудно разжечь трубку; мы должны

были держать горящие ветки до тех пор, пока смесь не

разгорелась.

Когда я кончил курить, он сказал, что мы были здесь для