Aire Vaiolent

Алистер Кроули Завещание Магдалины Блэр

Завещание Магдалины Блэр

ЧАСТЬ I

I

На третьем курсе в Ньюнхеме я уже была любимой ученицей профессора

Блэра. Позднее он потратил немало времени, восхваляя мою изящную фигуру,

привлекательное лицо и большие серые глаза с длинными черными ресницами, но

поначалу его привлек только один мой талант. Немногие мужчины, (и вряд ли

хоть одна женщина), могли состязаться со мною в бесценном для научной работы

навыке, - способности воспринимать краткосрочные колебания. Моя память

крайне слаба, даже необычайно; мне было вообще довольно сложно поступить в

Кембридж. Но я умела наладить микрометр лучшего любого студента или

профессора и прочитать показания нониуса с точностью, на которую никто из

них не был способен. Вдобавок я отличалась производившей жутковатое

впечатление способностью к бессознательным вычислениям. Если мне приходилось

выбирать промежуток между, скажем, 70 и 80 градусами, мне даже не нужно было

смотреть на термометр. Автоматически я определяла, что ртуть подходит к

отметке, оставляла другую работу и, не задумываясь, поправляла бунзеновскую

горелку.

Что еще примечательней, когда какой-то предмет клали на мою скамью без

моего ведома, а потом убирали, я могла, если меня спрашивали несколько минут

спустя, описать его в общих чертах, особенно контуры основания и степень

восприимчивости к теплу и свету. По этим данным я легко могла определить,

что это был за предмет.

Эти мои способности не раз проверялись с неизменным успехом. Причиной,

очевидно, была моя особая чувствительность к мгновенным колебаниям тепла.

Мне также неплохо удавалось чтение мыслей, еще в те времена. Другие

девушки страшно меня боялись. И совершенно напрасно: у меня не было ни

желания, ни сил как-либо использовать мои способности. Даже сейчас, когда я

обращаюсь к человечеству с этим посланием о проклятии, столь ужасном, что в

двадцать четыре года я превратилась в увядшую, сломленную, высохшую старуху,

я остаюсь совершенно бесстрастной, совершенно безразличной.

У меня сердце ребенка и сознание Сатаны, летаргия от неведомой болезни;

и уже, слава Б... - ох! Нет никакого Бога! - близка развязка: я хочу

предупредить человечество от следования по моему пути и затем взорвать во

рту динамитную шашку.

II

На третьем курсе в Ньюнхеме я каждый день проводила четыре часа в доме

профессора Блэра. Все прочие дела я забросила, занималась ими автоматически,

если вообще занималась. Произошло это постепенно, и первопричиной послужил

несчастный случай.

В химической лаборатории были две комнаты: одна маленькая, которую

можно было полностью затемнить. В тот день (был летний семестр второго

курса) эта комната была занята. Шла первая неделя июня, стояла жара. Дверь

была закрыта. Внутри студентка проводила эксперимент с гальванометром.

Я была занята своей работой. Вдруг я встрепенулась. "Быстрее, - сказала

я, - Глэдис сейчас упадет в обморок". Все в комнате уставились на меня. Я

сделала несколько шагов к двери, тут раздался грохот падающего тела, и в

лаборатории началась истерика.

Дело было только в жаре и духоте; Глэдис вообще не стоило работать в

такой день, но она быстро пришла в себя и приняла участие в последующем

бурном обсуждении. "Откуда она знала?" - этот вопрос волновал всех, и все

были убеждены, что я знала заранее. Ада Браун (Athanasia contra

mundum1) все

высмеяла; Маргарет Лечмир решила, что я, возможно, услышала то, чего не

уловили другие, занятые работой: может быть, крик; Дорис Лесли говорила о

ясновидении, Эми Гор о "родстве душ". Все эти теории утопали в бесконечных

догадках. Профессор Блэр появился в самый жаркий момент обсуждения, успокоил

всех за пару минут, еще пять выспрашивал детали, а потом пригласил меня на

ужин.