Синнет

Оккультный мир

ко мне, если рассматривать их в самом лучшем свете. В таком же духе я на них и отвечаю, надеясь, что моя искренность не будет неверно истолкована или отнесена на счет моей предполагаемой враждебности.

Эти мотивы, которые с точки зрения мира представляются искренними и заслуживающими самого серьезного внимания, по нашему мнению, являются эгоистическими. (Вы должны простить мне подобную резкость в выражениях, если действительно желаете того, о чем заявляете, — то есть постигать истину и получать наставления от нас, принадлежащих к совсем другому миру, нежели общество, в котором вращаетесь вы). Эти мотивы эгоистичны, потому что вы должны осознать, что главная цель Теософического Общества — не столько потворствовать индивидуальным устремлениям, сколько служить нашим ближним, и подлинное значение слова "эгоистичный", возможно, режущего ваш слух, пронизано для нас особым, специфическим смыслом, которого это слово не может иметь для вас. Следовательно, вы должны принимать его в том же значении, что и мы, и никак иначе. Быть может, вы сумеете лучше воспринять это значение, если я скажу вам, что в нашем понимании самые возвышенные помыслы о благе человечества отравлены эгоизмом, если в душе филантропа затаилась хотя бы тень стремления к личной выгоде или склонность творить несправедливость, несмотря на то, что он сам может даже не осознавать этого. Ведь вы уже обсуждали, не отставить ли в сторону идею Вселенского Братства, ставили под вопрос ее полезность и советовали реорганизовать Теософическое Общество по принципу колледжа для индивидуального изучения оккультизма...

Теперь оставим личные мотивы и перейдем к анализу тех условий, на которых вы согласны помочь нам в работе на общее благо. В общих чертах эти условия таковы: во-первых, основание англо-индийского Теософического Общества, осуществленное с вашей любезной помощью, — Общества, в руководстве которого не будет иметь права голоса никто из наших нынешних представителей[4]; и, во-вторых, один из нас должен взять новую организацию "под свою опеку", наладив при этом "свободные и прямые контакты с ее руководителями" и представив им "непосредственные доказательства того, что он реально обладает высшим знанием о силах Природы и свойствах человеческой души, — доказательства, которые вызвали бы надлежащее доверие к его руководству". Я дословно привожу здесь ваши собственные выражения, чтобы избежать неточности в определении вашей позиции.

С вашей точки зрения, эти условия являются столь разумными, что просто не могут вызвать несогласие, и, конечно, большинство ваших соотечественников, если не большинство европейцев вообще, согласилось бы с вами. Что, скажете вы, может быть разумнее просьбы о том, чтобы учитель, жаждущий распространять свои знания, и ученик, предлагающий ему этим заняться, встретились друг с другом лицом к лицу и чтобы один из них предоставил другому экспериментальное подтверждение истинности своих наставлений? Как светский человек, живущий в миру и в полном согласии с ним, вы, несомненно, правы. Но людей иного, нашего мира, которых не обучали вашему образу мыслей и которым порою бывает очень трудно уловить и понять ход таких умозаключений, — этих людей едва ли можно упрекать в том, что они отвечают на ваши предложения не столь охотно, как последние, по вашему мнению, заслуживают. Первое и самое серьезное возражение связано с нашими собственными правилами. Действительно, у нас есть свои школы и учителя, свои неофиты и "шабероны" (высшие адепты), и если в нашу дверь постучится подходящий человек, ему всегда откроют. Мы встречаем вновь прибывшего с неизменным радушием; правда, не мы идем к нему, а он должен прийти к нам. Более того: пока он не дошел на пути оккультизма до той точки, откуда уже нет пути назад благодаря клятве, которою человек бесповоротно связывает себя с нашим Обществом, мы никогда, кроме самых исключительных случаев, не посещаем его и даже не переступаем в зримом облике порога его дома.

Есть ли среди вас человек, который настолько стремится к знанию и благотворным способностям, которые оно дарует, что он готов покинуть свой мир и перейти в наш? Если да — пусть придет; однако он не должен помышлять о возвращении, пока его уста не замкнет печать тайны, которую не смогут сломать даже