Вадим ПАНОВ

ТАГАНСКИЙ ПЕРЕКРЕСТОК

— Я уже не помню. — Девушка передернула плечами. — Я слишком давно живу среди вас.
     — Тысячу лет?
     — Гораздо больше.
     — И все время кому-то служишь?
     Она кивнула.
     Димка вспомнил ее прыжок. Вспомнил элегантные и смертоносные движения — там, во дворе, двое громил ничего не смогли противопоставить хрупкой красавице. Вспомнил произнесенные им самим слова древней формулы и то, как засверкал камень.
     «Да, за такой перстень не жаль миллиона. Не жаль и десяти...»
     Странно, но осознание выигрыша не поглотило Орешкина. Не появилось чувства собственного превосходства и вседозволенности. Слишком много переживаний выпало сегодня на его долю, слишком резким получился переход: только что он стоял под дулом пистолета и вот уже сжимает в руке счастливый билет. Да и счастливый ли он? О Зареме знают Батоев и Казибековы, они наверняка захотят вернуть себе сокровище. А у них власть и деньги, у них солдаты. А у Орешкина только джинн с неизвестными техническими характеристиками.
     — Я могу поспрашивать тебя?
     — Конечно, — кивнула девушка. — Все с этого начинают.
     Димка сел в кресло, потер лоб...
     — Наши взаимоотношения?
     — Ты хозяин, я рабыня.
     В ее устах фраза прозвучала обыденно — привыкла.
     А вот Орешкин вздрогнул — не ожидал.
     Точнее, ожидал — «Тысячу и одну ночь» читал как-никак, но еще не осознал себя хозяином. Повелителем. Еще не понял, что есть некто, готовый исполнить любой его каприз.
     Что у него есть раб.
     — Хочешь, скажу: слушаюсь и повинуюсь?
     — Скажи!
     На Димку накатила лихость. Захотелось повелевать, приказывать. Захотелось увидеть склоненную голову.
     — Прикажи что-нибудь, — попросила Зарема. — Просто так эту формулу не произносят.
     — Что?
     — Придумай.
     — Построй дворец!
     — Недвижимостью не занимаюсь, — улыбнулась девушка. — Но могу подсказать телефон солидной строительной компании.
     Орешкин удивленно уставился на джинна:
     — Ты серьезно?
     — Я не могу врать хозяину.
     — Никакого дворца?
     — Увы.
     — Мне что, подсунули бракованную модель?
     Зарема весело рассмеялась.
     — Знаешь, а ты отличаешься от тех, кому я служила раньше. Мне повезло.
     — И чем же я отличаюсь? — после короткого молчания спросил Орешкин.
     — Если им что-то не нравилось в моих ответах, они начинали меня бить. А ты шутишь.
     — Ты чувствуешь боль?
     — Да. Мне нельзя причинить вред, меня нельзя убить. Но боль я чувствую. И в эти мгновения мне так же плохо, как обычному человеку.
     Она ответила ОЧЕНЬ спокойно, но Димка понял, что стояло за словами девушки. Годы унижений, насилия и страха. Бесчисленные годы непрекращающихся пыток, с помощью которых люди доказывали джину, что они сильнее.
     Орешкин криво улыбнулся:
     — Ладно, оставим. Но если ты не умеешь строить дворцы, тогда какой в тебе прок?
     В глазах Заремы сверкнули огоньки.
     — Я умею воевать.
     — И все?
     — Разве этого мало?
    
* * *