Вадим ПАНОВ

ТАГАНСКИЙ ПЕРЕКРЕСТОК

— Это здесь бывает, — махнул рукой парень.
     — Часто бывает, — тихо произнес Валька.
     И только я уловил, что Гостюхин не спрашивал — он говорил так, словно все знал.
     — Ага, часто, — охотно подтвердил парень. — Дорога хорошая, ровная, но перед перекрестком изгибается. Не видно ни хрена. Народ разгоняется, вылетает на перекресток — и привет.
     — Какое странное совпадение. — Валька улыбнулся.
     Стояло раннее утро. Я не смотрел на часы, но голову даю на отсечение, что было не больше семи. Улица пуста, светофор работает исправно, а на перекрестке стоят две разбитые машины.
     Действительно — стечение обстоятельств. Но мне отчего-то показалось, что Валька имел в виду другое...
     — Ребята, давайте же, в конце концов, выпьем и пойдем спать! — громко предложила все та же девчонка. — Иначе накроется наше кино.
     И выразительно посмотрела на Вальку.
     — Не накроется, — пообещал тот, поднося ко рту стакан.
     Я вдохнул.
     Они выпили, всезнающий парень свалился со стула и мне пришлось тащить его в соседнюю комнату. А Валька отправился провожать девчонок.
    
     Вернулись они одновременно: Валька и Шаман. Часа через два. Первый появился через дверь, а второй через окно. Постояли, посмотрели друг на друга зелёными глазами и завалились спать.
    
* * *
    
     Как выяснилось, о репутации перекрестка, на который выходило наше окно, знали все. Аварии на тихой улице происходили едва ли не чаще, чем на оживлённых проспектах. Не каждый день, разумеется, но два-три раза в месяц нам приходилось видеть разбитые машины и слышать их ругающихся владельцев. Утром и вечером, днем и ночью, в часы пик и во время затишья. Всегда. Периодически в студенческих компаниях заходили разговоры об этом странном месте, и тогда всплывали любопытные подробности. Например: несмотря на огромное количество аварий, до сих пор не было ни одной жертвы. Водители и пассажиры ломали руки, ноги, рёбра, получали сотрясение мозга, но всегда оставались в живых. Даже в тех случаях, когда машина превращались в груду металлолома. Или: перекресток любит «Тойоты». Все в один голос утверждали, что автомобили этой марки ни разу не попадали в аварии в нехорошем месте. Один парень даже рассказывал, что видел, как шофер «Тойоты» чудом вывернулся из, казалось бы, безнадежной ситуации. Так это или нет, не знаю, но японские тачки были самыми популярными машинами у жителей окрестных домов.
     Милиция, надо сказать, пыталась бороться с плохим перекрестком. Они устанавливали дополнительные знаки, тщательно следили за тем, чтобы светофоры работали безотказно, периодически выставляли мобильные группы, приучая водителей к мысли, что на этой улице строго следят за соблюдением скоростного режима, а потом и вовсе прибегли к помощи «лежачих полицейских». Но все напрасно. Однажды я сам видел, как на перекрестке «поцеловались» два автомобиля, проползавшие со скоростью двадцать километров в час мимо стоящего у обочины милиционера. Повреждения оказались незначительными, и громче всех после аварии ругался постовой, честно не понимающий, как водители смогли столкнуться при таких обстоятельствах.
     Когда я рассказал об этом Вальке, он лишь пожал плечами и пробурчал, что следует закрыть для проезда одну из улиц.
     — Оттуда ездить нельзя.
     — Что ты имеешь в виду? — спросил я.
     — То, что сказал.
     И вернулся к учебникам.
     Еще одно проявление странности?
     Меня подмывало продолжить разговор, но в этот момент дверь распахнулась, и появился комендант общежития, лично провожающий Шамана в его покои.
     — Классный у тебя кот, Гостюхин.
     — Спасибо, Василий Иванович, — улыбнулся