Вадим ПАНОВ

ТАГАНСКИЙ ПЕРЕКРЕСТОК

Валька.
     Необычное дружелюбие коменданта, отставного военного, ненавидевшего кошек всеми фибрами души, объяснялось просто — за неделю Шаман переловил всех обитавших в подвале мышей. После такого подвига его право жить в общежитии никто не оспаривал.
     — Зверюга, — уважительно улыбнулся Василий Иванович.
     Разлёгшийся на подоконнике Шаман холодно кивнул и отвернулся.
    
     Предупреждение, с которого Валька начал наше знакомство, и история с Шаманом, указавшим наиболее благоприятное расположение кроватей, побудили меня искать элементы необычного в поведении соседей. Честно говоря, не знаю, что я ожидал увидеть. Гостюхин не разжигал в комнате благовония, не медитировал, не творил обряды, не разговаривал со своим котом, одним словом, вел себя как нормальный человек. И после нескольких месяцев наблюдений я обратил внимание всего на три детали, которые можно было трактовать как странные.
     Во-первых, Валька был крупнее остальных первокурсников и держался как более взрослый человек. Присутствовало в его поведении и рассуждениях нечто, что подсказывало — он и на самом деле старше. С другой стороны, я точно знал, что в армии Гостюхин не служил. Поскольку посмотреть его документы возможности не было, я рискнул спросить Вальку в лоб, и он спокойно подтвердил мою правоту, сообщив, что пошел в школу в десять лет.
     — Почему так поздно?
     — Занят был.
     — Чем?
     — Учился.
     — Где?
     Он усмехнулся, но не ответил.
     Во-вторых, Вальку обожали женщины. Помните историю, как он отправился провожать двух подружек и вернулся лишь через несколько часов? Так вот, это было лишь началом. Не в том смысле, что Гостюхин посвятил свою жизнь путешествиям по девичьим постелям, а началом того ажиотажа, который возник в общаге. Сам Валька держался достаточно скромно и пользовался своими выдающимися способностями весьма осмотрительно, а вот девчонки при его появлении млели и забывали обо всем, не в силах оторваться от зеленых глаз. Сами понимаете, что при таких обстоятельствах у него не могло не возникнуть проблем с мужской половиной общаги, однако два «серьезных разговора», закончившихся убедительными победами рыжего соблазнителя, заставили парней умерить пыл, и все продолжалось по-прежнему.
     Ни до, ни после знакомства с Гостюхиным я не видел мужиков, которые бы производили столь сильное впечатление на женщин.
     Но об этом его секрете я не спрашивал.
     И в-третьих, Валька очень любил молоко.
     С него-то все и началось.
     С молока.
    
* * *
    
     Когда я сказал: «Валька очень любил молоко», я имел в виду, что Валька ОЧЕНЬ ЛЮБИЛ молоко. Вот так, большими буквами.
     Он пил молоко за завтраком, за обедом и за ужином. Он пил его всегда. Я ни разу не видел Вальку с кофе, очень редко — с чаем, все остальное время — или молоко, или спиртное.
     Но при этом Гостюхин терпеть не мог ту жидкость, что разливают по пакетам на современных комбинатах. Во время одного из первых наших визитов в студенческую столовую Валька попробовал то, что подавалось под видом молока. Его стошнило. Я не шучу — действительно стошнило. Вывернуло наизнанку прямо в зале. Гостюхин позеленел, на его лбу выступили крупные капли пота, и он едва доковылял до комнаты, где сразу же бросился к кувшину с молоком. С настоящим, как вы понимаете, коровьим молоком. Глиняный кувшин Валька поставил на свою тумбочку в первый же день, и в нем всегда находилось молоко. Я пробовал — настоящее, только что из-под коровы.
     Как Гостюхин ухитрялся его доставать? Где брал?
     Я ломал голову почти месяц, пока однажды не вернулся домой чуть раньше, чем следовало.
     Вечером я собрался в библиотеку, но по дороге в читальный зал у меня разболелась голова, и намерение погрызть гранит науки