ВШСМ
  4. Страница: 83

Вадим ПАНОВ

ТАГАНСКИЙ ПЕРЕКРЕСТОК

была маме бесконечно благодарна.
     — Сегодня? Ну, дорогой, если ты заедешь...
     Девушка закрыла дверь в комнату, сбросила тапочки, забралась с ногами на покрытый пледом диван, забилась в уголок, сделала маленький глоток обжигающе горячего чая. Посидела, бездумно глядя в темень за окном, протянула руку и щелкнула переключателем висящего над диваном ночника. Подождала пару секунд. Выключила.
     Включила вновь.
     Желтый свет падал на старый, оставшийся еще от деда письменный стол, на потертое кресло, отражался от зеркальной дверцы шкафа и монитора компьютера.
     Очень хотелось курить.
    
* * *
    
     Деда Катя совсем не помнила — бравый летчик умер, когда девочке не исполнилось и четырех. А вот бабушка ее, можно сказать, вырастила. Алевтина Васильевна научила внучку читать, считать и писать, за что первая учительница сильно хвалила родителей на собрании. Мама благодарно улыбалась, но признаваться, что ее заслуги в достижениях дочери нет, не спешила. Бабушка укладывала Катю спать, читала ей сказки, утешала после ссор с друзьями и учила готовить настоящий борщ. Алевтине Васильевне Катя доверяла все на свете. У нее были тайны от мамы, но не от бабушки.
     И ей казалось, что бабушка останется с ней всегда.
     Дети не задумываются о том, что часы отсчитывают время не только до ужина или следующего мультфильма.
     Алевтина Васильевна умерла год назад, и ее смерть внучка переживала гораздо сильнее дочери.
     Впрочем, в такие минуты кому-то приходится оставаться сильным: слишком много проблем наваливается, слишком много дел надо сделать, и за этой страшной текучкой не остается времени на слезы. Или их не хочется показывать. Мама занималась похоронами, поминками, и все, о чем она попросила Катю, — оповестить знакомых Алевтины Васильевны о её смерти.
     Маленькая записная книжка в красном дерматиновом переплете до сих пор пряталась в выдвижном ящике письменного стола. И врезалось в память число тридцать шесть — столько раз девочке пришлось набирать телефонные номера и через силу произносить страшные слова: «Здравствуйте, Алевтина Васильевна умерла...»
     В ту ночь Катя узнала, что такое нервный срыв.
    
* * *
    
     — Доча, я уезжаю. — Мама впорхнула в комнату, подошла к дивану, присела, поцеловала Катю в щеку. — Будь умницей, веди себя хорошо. Хорошо?
     — Постараюсь.
     — Вот и хорошо.
     Рассмеялась. От нее пахло любимыми духами, терпкий и сладкий аромат которых Катя терпеть не могла. Умело наложенный макияж, одно из «выходных» платьев, дорогие сережки в ушах. И глаза блестят.
     — Я сразу на работу, так что увидимся завтра вечером.
     — Хорошо.
     — Все в порядке?
     — Да.
     Мама улыбнулась, снова поцеловала Катю в щеку, собралась подняться с дивана и вдруг остановилась, вновь потянулась к дочери:
     — Прости меня. — И глаза на мгновение стали усталыми-усталыми, больными. Жалкими. — Не обижайся, ладно?
     «Как же хочется курить!»
     — Я все понимаю.
     — Правда?
     — Честное слово.
     — Ты у меня умница.
     И вновь веселые искры в карих глазах. Упорхнула. Щелкнул замок входной двери. Если выглянуть в окно, можно увидеть, что у подъезда остановилась машина. У Геннадия, кажется, «Форд»... или нет? Неважно.
     Катя достала из нижнего ящика письменного стола пачку сигарет, зажигалку, открыла окно, вдохнула холодную сентябрьскую свежесть, закурила, подумала и вытащила мобильный телефон:
     — Леша?
Забыли пароль?
Регистрация