Вадим ПАНОВ

ТАГАНСКИЙ ПЕРЕКРЕСТОК

/>     — Хулиганы... — Катя вздохнула с притворной грустью. — Кругом одни хулиганы.
     — Я не хотел тебя домой нести, чтобы мать не волновать, — продолжил рассказ Лешка. — А потом позвонил — никто трубку не берет. В общем, пришел, а на кухне записка. Вот.
     Девушка развернула бумажку: «Буду в воскресенье. Целую. Мама». Подозрительно покосилась на друга:
     — Прочел?
     Тот — по лицу видно — хотел соврать, но передумал, рассмеялся, кивнул:
     — Ага! И родителям уже сказал, что у Пашки переночую.
     — Правильно сказал, — улыбнулась Катя.
    
* * *
    
     Бандероли с записными книжками приходили нечасто: один раз в два-три месяца. На следующий или прямо в день смерти владельца. Под обложкой всегда лежал листок бумаги с именем и датой.
     И Катя садилась за телефон.
     И всегда натыкалась на «него», на человека, который ничего не знал о покойном. На случайного человека, телефонный номер которого выскакивал на аппарате сам собой.
     И проверки, которые несколько раз проводила Катя, показали, что «они» обязательно умирали в течение недели после ее звонка.
     От естественных причин.
     Потому что пришло их время.
    
* * *
    
     Эта мысль оказалась настолько простой и ясной, что Катя удивилась, как не додумалась до нее раньше. Ведь все так просто. Конечно, получится ли ее замысел, предсказать невозможно, узнать это можно только опытным путем, но попробовать стоило.
     Обязательно!
     Дождавшись, когда Лешка крепко уснет — его дыхание стало ровным и спокойным, Катя выскользнула из-под одеяла, осторожно, стараясь не шуметь, отыскала свой мобильный и нашла в памяти номер Виталика. Звонить девушка решила со стационарного аппарата — на нем стоял подавитель запроса, мешающий определению номера. Переминаясь босыми ногами — на полу кухни лежала плитка, холодно — Катя быстро нажала на кнопки и, услышав длинные гудки вызова, затаила дыхание.
     «Еще не поздно все отменить!»
     Но вспомнилась пятерня, грубо ткнувшаяся в лицо, вспомнились приближающиеся «Жигули» с распахнутой дверцей. И Зинка вспомнилась, безучастно пьющая «Отвертку». Забитая Зинка, промолчавшая, даже когда Виталик показывал в школе ее фотографии.
     «Еще не поздно все отменить!»
     «Не хочу!»
     Девушка крепко сдавила трубку.
     «Еще не поздно... »
     — Алло! — Заспанный голос Виталика.
     «Не поздно!!»
     — Я хочу вам сообщить, что Степанида Андреевна Курочкина умерла, — громко произнесла Катя.
     Странно, но голос не дрожал. И пальцы не дрожали. И на душе было спокойно.
     — Какая еще Курочка? Ты кому звонишь, дура?
     Она положила трубку. Улыбнулась. Вернулась в комнату и всем телом прижалась к Лешке. Согрелась — топить еще не начали, и по ночам в квартире было прохладно, — заснула.
     И улыбалась во сне до самого утра.
    
* * *
    
     Катя не поняла, почему Лешка не проснулся. Почему не сбежались соседи.
     Почему никто не услышал ее крик.
     Такой громкий, что, казалось, мог перебудить весь район.
     Наполненный таким ужасом, что любой услышавший его человек должен был или поспешить на помошь, или броситься прочь, как можно дальше от наполненного невозможным горем вопля.
     Девушка резко поднялась и пару мгновений озиралась,