Ричард Бах

Иллюзии

мы знания, ради которых выбрали мы эту жизнь. Так

случилось, что сегодня я понял это, и я покидаю вас, чтобы

вы шли своими дорогами, которые вы должны выбрать сами".

33. И он прошел сквозь толпу и оставил их и вернулся в

повседневный мир людей и машин.

Я познакомился с Дональдом Шимодой примерно в середине

лета. За четыре года полетов я еще ни разу не встречал ни

одного пилота, который занимался бы тем же, чем и я:

перелетами из города в город на старинном биплане и катанием

пассажиров по три доллара за десять минут полета.

Но однажды, пролетая к северу от Ферриса, штат

Иллинойс, я взглянул вниз из кабины моего флита и увидел

выкрашенный в белый и золотой цвета "трэвел эйр 4000",

спокойно стоящий посередине изумрудно-зеленого поля.

Я живу свободной жизнью, но все равно иногда становится

одиноко. Я увидел внизу этот биплан и после секундного

размышления решил, что не будет ничего плохого, если я

приземлюсь рядом. Газ на минимум, руль высоты на

пикирование, и мой флит устремился к земле. Ветер свистел в

расчалках (а это приятный звук), старый мотор медленно

стучал, вращая пропеллер. Очки на лоб, чтобы лучше видеть

посадочную полосу. Зеленые кукурузные джунгли, крохотная

изгородь, а за ней, насколько я мог видеть, простиралось

только что убранное поле; руль высоты в горизонтальное

положение, небольшой круг над полем, - вот трава уже бьет по

колесам, вот знакомое подрагивание коснувшегося земли

заднего колеса, торможение и, наконец, я подруливаю к этому

самолету и останавливаюсь. Газ убран, зажигание выключено,

пропеллер, сделав несколько оборотов, замирает в тишине

июльского дня.

Пилот трэвел эйр сидел в траве и наблюдал за мной,

опершись спиной на левое колесо своего самолета.

С полминуты я смотрел молча на него, удивляясь его

загадочному спокойствию. Если бы другой самолет приземлился

и остановился в десяти ярдах от меня, навряд ли я оставался

бы таким хладнокровным. Я кивнул ему. Не знаю почему, но он

мне нравился.

- Ты выглядел одиноким, - сказал я.

- Ты тоже.

- Мне не хотелось бы тебе мешать. Если в этом поле я

лишний, то я могу лететь дальше.

- Нет, я ждал тебя.

В ответ на это я улыбнулся:

- Извини, я опоздал.

- Ничего.

Я снял шлем и очки, выбрался из кабины и спрыгнул на

землю. После пары часов полета во флите было приятно размять

ноги.

- Надеюсь, ты не возражаешь против ветчины с сыром? - сказал

он.

Ветчина с сыром и, возможно, с муравьями. Ни

рукопожатия, ни представления.

Он выглядел крупным мужчиной. Волосы до плеч, чернее

резины колеса, на которое он опирался. Глаза темные, как у

сокола. Такие глаза мне нравятся у друга, но если они

принадлежат кому-нибудь другому, то их взгляд вызывает во

мне чувство неловкости. Он смахивал чем-то на сэнсэя каратэ.

Я взял у него бутерброд и воду в крышке от термоса.

- А все-таки, кто ты? - спросил я. - я уже несколько

лет катаю пассажиров, но ни разу не видел никого в этом

бизнесе.

- Я занимаюсь примерно тем же, - довольно радостным

голосом ответил он, - плюс кое-какой ремонт, пайка, иногда

вожусь с тракторами; если я слишком долго задерживаюсь на

одном месте, у меня порой возникают трудности. Вот я и

собрал самолет. Тоже катаю людей.

- А с какими тракторами ты имел дело? - я с детства

сходил с ума по дизелям.

- Д-8, Д-9. Я занимался этим недолго в Огайо.

- Д-9! Огромный как дом! Двойной нижний привод! Да им

можно хоть гору свернуть!

- Для того, чтобы сдвинуть гору, существуют способы

получше, - сказал он с улыбкой, длившейся, может быть,

десятую долю секунды.

Некоторое время я стоял, облокотившись на нижнее крыло

его самолета и наблюдал за ним. Игра света... Вблизи на него

было трудно смотреть. Создавалось впечатление, что вокруг

его головы светился серебристый ореол.

- Что-нибудь не так? - поинтересовался он.

- А что у тебя за трудности?

- О, ничего особенного. Просто охота к перемене мест,

как и у тебя.

Я взял еще один бутерброд и прошелся вокруг его

самолета. Это была машина 1928-1929 года, только совершенно

новая. Заводы не делают таких новых самолетов, как этот. По

крайней мере двадцать слоев полированной аэролаком обшивки,

натянутые на деревянный каркас, сверкали как зеркало. На

листе английского золота под кабиной было написано имя

"Дон", а на планшете с картами я прочитал: "д. У. Шимода".

Приборы выглядели идеально новыми, как будто только что из

упаковки, оригинальные приборы 1928 года. Ручка управления