Ричард Бах

Иллюзии

что они хотят сделать

сами?

- Если мы все свободны делать то, что мы хотим делать,

тогда я свободен прийти к вам на поле со своим ружьем и

разможжить вашу дурацкую голову.

- Конечно, вы свободны это сделать.

Раздался резкий звук брошенной трубки. Где-то в городе

был по крайней мере один рассерженный человек. Остальные

люди, недовольные нами, звонили в это время на студию. На

пульте мигали все лампочки.

Все могло быть иначе. Он мог бы сказать то же самое, но

по-другому, никого не разозлив. Мной овладело чувство,

подобное тому, которое я испытал в Трое, когда толпа

окружила его. На его месте я бы отсюда улетел, и чем скорее,

тем лучше. Книга не помогла мне.

"Для того,

Чтобы жить свободно и счастливо, ты

Должен пожертвовать скукой.

Это всегда легкая жертва."

Джефф Сайкс рассказывал всем о том, кто мы такие, и о

том, что наши самолеты стоят на государственном поле n 41,

принадлежащем Джону Томасу, и о том, что мы ночуем у наших

машин.

Я почти физически ощущал ненависть, исходящую из людей,

испуганных за нравственность своих детей, за будущее

американского образа жизни, и это меня отнюдь не радовало.

До конца шоу оставалось всего лишь полчаса, но все шло

только к худшему.

- Вы знаете, мистер, - сказал следующий абонент, - я

думаю, что вы обманщик.

- Конечно же, я обманщик, - ответил дон. - в этом мире

мы все притворяемся другими личностями, которыми на самом

деле не являемся. Мы не живые тела, мы не атомы, не

молекулы, мы - вечные и неразрушимые идеи сути, вне

зависимости от того, что бы мы сами о себе ни думали...

Если бы мне не понравились его слова, он первый бы

напомнил мне о том, что я могу уйти, и он первый бы

посмеялся над моими страхами перед толпой, ожидающей нас с

факелами в руках в предвкушении суда линча.

19.

"Не бойтесь расставаний,

Прощание неизбежно

Перед тем,

Как вы сможете встретиться

Опять.

И следующая встреча

Спустя минуты

Или жизни непременна

Для тех, кто является

Друзьями."

На следующий день, пока мы были в поле одни, он подошел

ко мне.

- Помнишь, что ты сказал, когда выяснил, что моя

проблема заключается в том, что никто не будет слушать меня,

сколько бы чудес я ни сотворил?

- Нет.

- А ты помнишь, когда это было, Ричард?

- Да, припоминаю. Ты вдруг показался мне ужасно

одиноким. Но я не помню, что именно я тогда сказал.

- Ты сказал, что если я завишу от того, как люди

относятся к моим словам, значит, и мое счастье зависит от

других людей. В этой жизни я должен был научиться вот чему:

н е и м е е т р о в н о н и к а к о г о з н ач

е н и я, о б щ а ю с ь я с л ю д ь м и и л и

н е т. Я выбрал эту жизнь для того, чтобы поделиться с

кем-нибудь своими знаниями о том, как устроен мир, но мог бы

выбрать ее для того, чтобы вообще ничего не говорить. Суть

не нуждается в том, чтобы я кому-то об'яснил, как она

действует.

- Дон, это же очевидно. Я и сам мог тебе это сказать.

- Мерси. Я нахожу идею, ради которой прожил эту жизнь,

постигнув которую, я закончил работу всей своей жизни, а он

говорит мне: "Дон, это же очевидно".

Он смеялся, но его лицо было печально. На этот раз я не

знал, почему.

"Степень

Твоего невежества

Заключается в глубине твоей веры

В несправедливость и трагичность.

То, что червяк

Называет концом света,

Учитель называет

Бабочкой."

Единственным предупреждением мне в тот день были слова

из книги. Еще секунду назад, стоя на верхнем крыле флита и

заливая в бак бензин, я наблюдал обычную толпу людей,

стоящих в ожидании своей очереди на полет. Его самолет

подрулил к ним и остановился рядом в вихре ветра от

пропеллера. В следующий момент я услышал звук, похожий на

взрыв проткнутой шины, и вслед за этим толпа взорвалась и

разбежалась в разные стороны. Шины трэвел эйр оставались

нетронутыми, мотор продолжал лениво стучать, но в обшивке

кабины пилота зияла дыра в фут шириной, а сам Шимода сидел,

уронив голову на грудь, прижатый к противоположной стенке,

неподвижный как труп.

Мне хватило несколько тысячных долей секунды, чтобы

понять, что в Дональда Шимоду стреляли, еще одной тысячной,

чтобы бросить канистру с бензином, спрыгнуть на землю и со

всех ног пуститься к его самолету. Все это было похоже на

киносценарий, на любительский спектакль. Какой-то мужчина с

ружьем в руках пробежал вместе со всеми так близко от меня,

что я смог бы достать его. Теперь я вспоминаю, что тогда

почти не обратил