Ричард Бах

Чайка по имени Джонатан Ливингстон

почти

касаясь крыльями друг друга. Они пересекли

Берег Совета Стаи со скоростью сто тридцать

пять миль в час: Джонатан впереди, Флетчер

плавно скользил у его правого крыла, а Генри

Кэльвин отважно боролся с ветром у левого.

Потом, сохраняя строй, они все вместе медленно

накренились вправо... выровнялись...

перевернулись вверх лапами... выровнялись, а

ветер безжалостно хлестал всех восьмерых.

Будничные громкие ссоры и споры на берегу

внезапно стихли, восемь тысяч глаз уставились,

не мигая, на отряд Джонатана, как будто чайки

увидели гигантский нож, занесенный над их

головами. Восемь птиц одна за другой взмыли

вверх, сделали мертвую петлю и, сбавив скорость

до предела, не качнувшись, опустились на песок.

Затем Джонатан как ни в чем не бывало приступил

к разбору ошибок.

- Начнем с того, - сказал он с усмешкой, - что

вы все заняли свое место в строю с

некоторым опозданием...

Одна и та же мысль молнией облетела Стаю.

Все эти птицы - Изгнанники! И они вернулись! Но

это... этого не может быть! Флетчер напрасно

опасался драки: Стая оцепенела.

- Подумаешь, Изгнаннки, конечно, Изгнанники,

ну и пусть Изгнанники! - сказал кто-то из

молодых. - Интересно, где они научились так

летать?

Понадобился почти час, чтобы все члены Стаи

узнали о Приказе Старейшего: НЕ ОБРАЩАТЬ НА НИХ

ВНИМАНИЯ. Чайка, которая заговорит с

Изгнанником, сама станет Изгнанником. Чайка,

которая посмотрит на Изгнанника, нарушит Закон

Стаи.

С этой минуты Джонатан видел только серые

спины чаек, но он, казалось не замечал того,

что происходит. Он проводил занятия над Берегом

Совета и впервые старался выжать из своих

учеников все, на что они были способны.

- Мартин! - разносился по небу его голос. Ты

говоришь, что умеешь летать на малой скорости.

Говорить мало, это надо еще доказать. Л_Е_Т_И!

Незаметный маленький Мартин Уильям так

боялся вызвать гнев своего наставника, что, к

собственному изумлению, научился делать чудеса

на малой скорости.

Он располагал перья таким образом, что при

малейшем ветерке поднимался до облаков и

опускался на землю без единого взмаха крыльев.

А Чарльз-Роланд поднялся на Великую Гору

Ветров на высоту двадцать четыре тысячи футов и

спустился, посиневший от холодного разреженного

воздуха, удивленный, счастливый и полный

решимости завтра же подняться еще выше.

Флетчер, который больше всех увлекался

фигурами высшего пилотажа, одолел

шестнадцативитковую вертикальную замедленную

бочку, а на следующий день превзошел самого

себя: сделал тройной переворот через крыло, и

ослепительные солнечные зайчики разбежались по

всему берегу, откуда за ним украдкой наблюдала

не одна пара глаз.

Джонатан ни на минуту не разлучался со

своими учениками, каждому успевал что-то

показать, подсказать, каждого подстегнуть и

направить. Он летал вместе с ними ночью, и при

облачном небе, и в бурю - летал из любви к

полетам, а чайки на берегу тоскливо жались друг

к другу.

Когда тренировки кончались, ученики отдыхали

на песке, и со временем они научились слушать

Джонатана более внимательно. Он был одержим

какими-то безумными идеями, которых они не

понимали, но некоторые его мысли были им вполне

доступны.

Ночами позади кружка учеников постепенно

начал образовываться еще один круг: в темноте

любопытные чайки долгими часами слушали

Джонатана, и, так как ни одна из них не хотела

видеть своих соседей и не хотела, чтобы соседи

видели ее, перед восходом солнца все они

исчезали.

Прошел месяц после Возвращения, прежде чем

первая Чайка из Стаи переступила черту и

сказала, что хочет научиться летать. Это был

Терренс Лоуэлл, который тут же стал проклятой

птицей, заклейменным Изгнанником... и восьмым

учеником Джонатана.

На следующую ночь от Стаи отделился Кэрк

Мейнард; он проковылял по песку, волоча левое

крыло, и рухнул к ногам Джонатана.

- Помоги мне, - проговорил он едва слышно,

будто собирался расстаться с жизнью. - Я хочу

летать больше всего на свете...

- Что ж, не будем терять время, - сказал

Джонатан, - поднимайся в воздух, и начнем.

- Ты не понимаешь. Крыло. Я не могу шевельнуть

крылом.

- Мейнард, ты свободен, ты вправе жить здесь и

сейчас так, как тебе велит твое "я", твое

истинное "я", и ничто не может тебе помешать.

Это Закон Великой Чайки, это - Закон.

- Ты говоришь, что я могу летать?

- Я говорю, что ты свободен.

Так же легко и просто, как это было сказано,

Кэрк Мейнард расправил крылья - без малейших