Пауло Коэльо

Алхимик

и жизнь продолжалась.

-- Ты мог бы умереть попозже, друг мой, -- сказал один из воинов, обращаясь к своему убитому товарищу.—Не теперь, а после войны. Но так или иначе, от смерти не уйдешь.

Под вечер юноша отправился искать Алхимика.

-- Я не умею превращаться в ветер, -- сказал он ему.

-- Вспомни, что я говорил тебе: мир -- это всего лишь

видимая часть Бога. Алхимия же переводит духовное совершенство в материю.

-- А что ты делаешь? -- спросил Сантьяго.

-- Кормлю своего сокола.

-- Зачем? Если я не сумею обернуться ветром, нас убьют.

-- Не нас, а тебя, -- отвечал Алхимик. -- Я-то умею

превращаться в ветер.

На второй день юноша поднялся на вершину скалы, стоявшей возле лагеря. Часовые пропустили его беспрепятственно: они уже слышали, что объявился колдун, умеющий превращаться в ветер, и старались держаться от него подальше. А кроме того, пустыня лучше всякой темницы.

И весь день до вечера Сантьяго вглядывался в пустыню.

Вслушивался в свое сердце. А пустыня внимала его страху.

Они говорили на одном языке.

Когда настал третий день, вождь собрал своих военачальников.

-- Мы увидим, как этот юноша обернется ветром, -- сказал он.

-- Увидим, -- ответил Алхимик.

Сантьяго повел их к тому самому месту, где провел вчера

целый день. Потом попросил сесть.

-- Придется подождать, -- сказал он.

-- Нам не к спеху, -- отвечал вождь.—Мы люди пустыни.

Сантьяго смотрел на горизонт. Впереди были горы, песчаные барханы, скалы; стелились по пескам растения, умудрившиеся выжить там, где это было немыслимо. Перед ним лежала пустыня, он шел по ней в течение стольких месяцев и все равно узнал лишь ничтожную ее часть. И встретил на пути англичанина, караваны, войну между племенами, оазис, где росло пятьдесят тысяч пальм и было вырыто триста колодцев.

-- Ну, -- спрашивала его пустыня, -- чего тебе опять надо?

Разве мы вдосталь не нагляделись друг на друга вчера?

-- Где-то там, среди твоих песков, живет та, кого я люблю, -- отвечал Сантьяго.—И когда я гляжу на тебя, я вижу и ее. Я хочу вернуться к ней, а для этого мне необходима твоя помощь. Я должен обернуться ветром.

-- А что такое «любовь»? -- спросила пустыня.

-- Любовь—это когда над твоими песками летит сокол. Для

него ты как зеленый луг. Он никогда не вернется без добычи. Он знает твои скалы, твои барханы, твои горы. А ты щедра к нему.

-- Клюв сокола терзает меня, -- отвечала пустыня.—

Годами я взращиваю то, что послужит ему добычей, пою своей скудной водой, показываю, где можно утолить голод. А потом с небес спускается сокол -- и как раз в те минуты, когда я собираюсь порадоваться тому, что в моих песках не пресекается жизнь. И уносит созданное мною.

-- Но ты для него и создавала это. Для того, чтобы кормить сокола. А сокол кормит человека. А человек когда-нибудь накормит твои пески, и там снова возникнет жизнь и появится добыча для сокола. Так устроен мир.

-- Это и есть любовь?

-- Это и есть любовь. Это то, что превращает добычу в

сокола, сокола—в человека, а человека—в пустыню. Это то, что превращает свинец в золото, а золото вновь прячет под землей.

-- Я не понимаю смысла твоих слов, -- отвечала пустыня.

-- Пойми тогда одно: где-то среди твоих песков меня ждет

женщина. И потому я должен обернуться ветром.

Пустыня некоторое время молчала.

-- Я дам тебе пески, чтобы ветер мог взвихрить их. Но

этого мало. В одиночку я ничего не могу. Попроси помощи у ветра.

Поднялся слабый ветерок. Военачальники издали следили за тем, как юноша говорит с кем-то на неведомом им языке.

Алхимик улыбался.

Ветер приблизился к Сантьяго, коснулся его лица. Он слышал его разговор с пустыней, потому что ветры вообще знают все. Они носятся по всему миру, и нет у них ни места, где родились они, ни места, где умрут.

-- Помоги мне, -- сказал ему юноша.—Однажды я расслышал в тебе голос моей любимой.

-- Кто научил тебя говорить на языках пустыни и ветра?

-- Сердце, -- ответил Сантьяго.

Много имен было у ветра. Здесь его называли «сирокко», и