обезьян не обиделся. Он был
мудрым человеком, он уступил, он был, как трава. Когда бы вы ни
начинали чувствовать себя субъективно, вспомните это. Если
кто-нибудь что-то говорит, вы сразу же чувствуете себя задетым,
как если бы это было сказано вам. Вы слишком уж в лодке.
Возможно, это и вовсе не для вас было сказано. Другой, скорее
всего, выражал его или ее субъективность.
Когда кто-нибудь заявляет: 'Ты меня оскорбил', -- то он в
действительности имеет в виду что-то другое. Если бы он был чуть
более разумным, он выразил бы это иначе. Он сказал бы: 'Я
чувствую себя оскорбленным. Ты, может быть, и не оскорблял меня,
но что бы ты ни сказал, я буду чувствую себя оскорбленным'. Это
субъективное чувство.
Но никто не признает своей субъективности и каждый продолжает
проецировать субъективное на объективные условия. Другой всегда
говорит: 'Ты меня оскорбил'. А когда вы слышите это, вы тоже
становитесь субъективны. Обе лодки полны, прямо переполнены. И
тогда столкновение, вражда, насилие -- неизбежны.
Если вы мудры, то, когда другой говорит: 'Ты меня оскорбил', --
вы взглянете объективно, в чем же тут дело, и подумаете: 'Почему
он чувствует себя оскорбленным?' Вы попытаетесь понять чувства
другого, и, если вы сумеете расставить все на свои места, то вы
уступите. Обезьяны есть обезьяны. Зачем же злиться, зачем
чувствовать себя оскорбленным?
Рассказывают про Муллу Насреддина, что, на старости лет, его
сделали почетным мировым судьей. Первым делом, которое ему
пришлось разбирать, оказалось дело об ограблении. Насреддин
выслушал потерпевшего и сказал: 'Да, ты прав'. Но ведь он еще не
слышал обвиняемого!
Секретарь суда шепнул ему на ухо: 'Вы еще не привыкли к
установленному порядку, господин судья. Поймите, так нельзя
поступать. Вы теперь должны выслушать другую сторону, прежде чем
принять решение'.
'Ладно', -- кивнул Насреддин.
Другой человек, грабитель, рассказал свою историю. Насреддин
выслушал и произнес: 'Ты прав'.
Секретарь растерялся: 'Этот новый мировой судья не просто
неопытен, он сумасшедший'. Снова он шепнул ему на ухо: 'Что вы
говорите? Оба не могут быть правы'.
'Да, ты прав', -- ответил Насреддин.
Таков мудрец, воспринимающий ситуацию объективно. Он уступит. Он
всегда уступает, он всегда говорит 'да' -- потому что, если вы
говорите 'нет', тогда ваша лодка не пуста. 'Нет' всегда
происходит от эгоизма. И поэтому, если мудрецу необходимо
сказать 'нет', то он все-таки будет использовать терминологию
'да'. Он не скажет открыто 'нет', он воспользуется словом 'да'.
Если глупый человек захочет сказать 'да', то он столкнется с
трудностями из-за того, что он не говорит 'нет'. Он станет
общаться в терминах 'нет', и, если ему придется уступить, он
уступит весьма неохотно. Он уступит обиженно, сопротивляясь. Тот
дрессировщик обезьян охотно уступил.
Дрессировщик охотно
изменил свое собственное предложение
соответственно конкретным условиям,
ничего от этого не потеряв.
Ни один мудрец никогда еще ничего не терял, говоря 'да' глупым
людям. Ни один мудрец еще ни разу ничего не потерял, уступая. Он
лишь приобретал. Когда нет никакого эго, эгоизма, то не может
быть никакой и утраты. Утрату всегда ощущает эго: '_Я_
теряю'. Почему вы чувствуете, что вы теряете? -- потому что вы
всегда боялись что-то потерять. Почему вы ощущаете себя
неудачником? -- потому что вы всегда стремились иметь успех.
Почему вы чувствуете себя нищим? -- потому что вы всегда мечтали
быть императором.
Мудрец просто берет то, что есть. Он принимает то, что в итоге.
Он знает -- нищий утром, император вечером; или император утром,
нищий вечером. Что лучше?
Если мудрого человека вынудить сделать выбор, то он предпочтет
быть нищим утром и императором вечером. Мудрый человек никогда
не выбирает, но, если вы настаиваете, то он скажет, что лучше
быть нищим в начале и императором в конце. Почему? -- потому что
быть сперва императором, с утра, а затем быть нищим вечером, --
это очень трудно. Но все равно это выбор.
Мудрый человек выберет боль в начале и удовольствие в конце,
потому что боль с утра задаст вам тон, и после нее удовольствие
будет приятнее, чем когда-либо. Удовольствие в начале расслабит
вас, и затем боль будет слишком сильна, невыносима.
Восток и Запад выбрали разные варианты. На Востоке в первые
двадцать пять лет жизни каждый ребенок должен испытать лишения.
Этому принципу следовали тысячи лет до тех пор, пока Запад не
появился и не начал доминировать