зло, перерезал ему глотку и отнес обратно на кладбище.
Среди приверженцев христианской веры существовало убеждение, что духи вселяются
в тела только умерших татар, так как, согласно обычаю, они зарывают гроб совсем
неглубоко, и злому духу очень легко забраться в тело.
Происшествие ошеломило меня. Какое объяснение я мог придумать? Все обсуждали это
событие, в том числе - мой дядя, уважаемый Георгий Меркуров, и его сын, недавно
закончивший школу и служивший в полиции. Они были гораздо старше меня,
пользовались уважением окружающих и знали столько всего, о чем я не имел ни
малейшего понятия. Заметил ли я на их лицах негодование, горе или удивление?
Нет, казалось, они даже рады, что кому-то удалось вовремя наказать злого духа,
который так и не успел натворить бед.
Я опять засел за книги, надеясь, что с их помощью смогу удовлетворить свое
любопытство. Богаевский, который очень помогал мне, к сожалению, вынужден был
вскоре уехать, так как получил место капеллана в одном из гарнизонов Закавказья.
Пока он жил в Карсе и был моим учителем, он удивлял меня тем, что заставлял
исповедоваться каждую неделю, еще не будучи посвященным в сан. Перед отъездом он
предложил мне еженедельно записывать мои исповеди и посылать ему в письмах. Он
обещал иногда отвечать мне. Мы договорились, что мой дядя будет получать эти
письма и передавать мне.
Через год после этого Богаевский прервал свою службу капеллана и ушел в монахи.
Ходили слухи, что он это сделал из-за романа его жены с одним офицером. Выгнав
жену, Богаевский отказался оставаться в этом городе и даже не захотел вести
службы в соборе. Вскоре после его отъезда из Карса я уехал в Тифлис. К тому
времени я получил от него всего два письма, после чего не имел никаких известий
в течение нескольких лет.
Позже я случайно встретился с ним в Самаре, где он жил в доме местного епископа.
Богаевский не сразу узнал меня, так как я за эти несколько лет повзрослел и
очень изменился. Но когда я назвал себя, он очень обрадовался, и несколько дней
подряд мы встречались и беседовали с ним. Затем нам обоим пришлось уехать из
Самары.
Это была последняя моя встреча с Богаевским, больше я его никогда не видел.
Только слышал, что он не захотел остаться в русском монастыре и уехал в Турцию,
а затем, оставив монашество, направился в Иерусалим. Там Богаевский познакомился
с одним торговцем четками, который оказался монахом Ессейского братства, и с его
помощью вступил в это братство. Благодаря своей праведной жизни Богаевский
сначала стал церковным старостой, а затем, несколькими годами позже, настоятелем
одного из приходов братства в Египте. Его настолько ценили и уважали, что, когда
умер один из помощников аббата, предложили занять это место.
Я узнал много интересного о его необыкновенной судьбе из рассказов одного турка-
дервиша, который часто виделся с Богаевским и даже получил от него письмо,
содержащее благословение. К письму было приложено несколько фотографий: на одной
был изображен сам Богаевский в одеянии греческого монаха, на других были виды
святых мест в окрестностях Иерусалима.
Из наших частых бесед в Карсе я знал, что Богаевский, в те времена еще не
принявший сана, имел свой особый взгляд на вопросы морали. Он говорил мне, что
на земле существует два вида морали: всеобщая, сформированная самой жизнью в
ходе тысячелетнего развития, и другая, субъективная, обслуживающая как отдельных
индивидуумов, так и целые нации, семьи, социальные группы.
Всеобщая, объективная мораль, данная нам в заповедях Господа Бога, донесенная
его пророками, стала почвой, на которой вырастает то, что мы называем совестью.
И благодаря совести эта всеобщая мораль сохраняется на земле. Всеобщая
объективная система ценностей не меняется, только шире распространяется по
земному шару. Что касается субъективной морали, она изобретена людьми и поэтому
относительна, различна у разных народов и социальных групп, и даже у отдельных
людей. Она зависит от индивидуального или группового понимания добра и зла,
господствующего в данный период времени в данном месте.
'Например, здесь, в Закавказье, - говорил Богаевский, - если женщина не
закрывает лица, если она первая заговорит с гостем, окружающие будут считать ее
непорядочной, испорченной и плохо воспитанной. В России же напротив, если
женщина закрывает лицо, если она неприветлива с гостем и не вступает с ним в
разговор, ее будут считать невоспитанной, невежливой и неприятной.
Другой пример: если мужчина,