людей и кофейни открыты.
Весь этот вечер и все последующие дни я провел в обществе Погосяна. Он водил
меня повсюду, так как знал город и его окрестности. Мы посещали места, куда не
допускаются обычные паломники и даже побывали в Канзане, где хранятся сокровища
города и куда очень трудно попасть.
Общаясь с Погосяном в течение нескольких дней, я понял, что у нас с ним очень
много общего, волновавшие меня вопросы интересовали и его. Постепенно наши
беседы становились все доверительнее и сердечнее, завязалась настоящая дружба.
Погосян должен был вскоре закончить учебу в теологической семинарии и через два
года принять сан, но его это нисколько не прельщало. Он питал сильную неприязнь
к людям, среди которых ему приходилось жить.
Когда мы подружились, он рассказал мне о многих скрытых сторонах жизни
церковного клира. Сама мысль, что, приняв сан, он должен будет жить в таком
окружении, доводила его до отчаяния.
Проведя в Эчмиадзине три недели, я все это время жил в доме архимандрита
Сурениана и таким образом имел возможность лично беседовать с ним, обсуждая
вопросы, которые меня интересовали. Я общался также с монахами, с которыми он
меня познакомил. Но я, затратив довольно много времени, не нашел ответа на
мучившие меня вопросы и в конце концов понял, что здесь мне их не найти.
Расстались мы с Погосяном друзьями, пообещав писать друг другу и обмениваться
своими идеями и наблюдениями, касающимися вопросов, которые интересовали нас
обоих.
Однажды Погосян приехал в Тифлис, где я в это время жил, и пришел повидаться со
мной. Он окончил теологическую семинарию и должен был жениться только ради того,
чтобы получить церковный приход. Его родители уже нашли ему невесту, но он все
еще колебался, не зная, на что решиться, Эти дни он провел, запоем читая книги,
которыми я его снабжал. Когда я возвращался домой с работы (я был кочегаром на
тифлисской железной дороге), мы много гуляли по пустынным окрестностям города и
говорили, говорили.
Во время одной из прогулок я в шутку предложил Погосяну пойти работать на
железную дорогу и был очень удивлен, когда на следующий день он заявил, что
согласен, и попросил меня помочь ему устроиться туда. Я не стал его отговаривать
и дал ему записку к моему другу инженеру Ярослеву, который сразу же рекомендовал
его железнодорожному мастеру И таким образом Погосян получил место помощника
слесаря.
Так продолжалось до октября. Погосян не собирался возвращаться к прежней жизни.
Однажды в доме Ярослева я познакомился с его знакомым инженером Васильевым,
который только что приехал на Кавказ вести разведывательные работы на маршруте
проектируемой железнодорожной ветки между Тифлисом и Караклисом. После
нескольких дней знакомства Васильев предложил мне отправиться вместе с ним в
качестве переводчика. Предложенное жалование было очень соблазнительным, так как
в четыре раза превышало то, которое я теперь получал. К тому же моя нынешняя
работа отнимала у меня очень много сил и времени. Я предложил Погосяну
отправиться вместе с нами, подобрав себе подходящую должность, но он ответил
отказом, так как был весьма заинтересован своей теперешней работой и хотел ее
сохранить.
Я был в экспедиции в течение трех месяцев. Мы облазили все долины между Тифлисом
и Караклисом, и мне за это время удалось неплохо заработать, так как кроме
официального жалования я имел еще несколько побочных источников дохода,
несколько сомнительных. Заранее зная, через какие населенные пункты пройдет
проектируемая железнодорожная ветка, я посылал своего доверенного человека к
представителям местной власти этих аулов или городков и предлагал им 'устроить'
так, чтобы железная дорога была проложена через них. Как правило, мои
предложения принимались и я получал за эту 'услугу' соответствующее
вознаграждение, временами составлявшее весьма значительную сумму.
К тому времени, когда я возвратился в Тифлис, оказалось, что я достаточно
обеспечен материально для того, чтобы иметь возможность посвятить себя полностью
изучению сверхъестественных явлений, которые меня так интересовали.
Погосян, между тем, став слесарем, также имел теперь больше свободного времени,
которое он посвятил чтению. С недавних пор он начал особенно интересоваться
древнеармянской литературой поглощая огромное количество книг на эту тему.
Мы одновременно пришли к выводу, что наши предки знали 'нечто' и что это знание
утеряно безвозвратно. Современная наука не имеет ключа к разгадке этой тайны.
Разочаровавшись