сократив до
минимума свои расходы, он смог хорошо одеться и даже отложить небольшую сумму
денег. В двадцать один год Соловьев узнал, что его вскоре призовут на военную
службу. Вернувшись в Самару, он остановился в гостинице и написал матери, не
решаясь сразу отправиться домой. Но родители, радуясь, что он наконец взялся за
ум, простили блудного сына и снова приняли в семью. Будучи телеграфистом, он
должен был ждать призыва в течение нескольких месяцев, так как судьбу
призывников этой категории решал генеральный штаб армии. Через три-четыре месяца
он был призван и определен на должность служащего Закаспийской железной дороги,
которая в те времена относилась к военному ведомству. Вскоре Соловьев заболел
желтухой и был отправлен в местный госпиталь, после чего его перевели в военный
госпиталь в Самарканде для прохождения медицинской комиссии, которая должна была
установить, годен ли он для дальнейшей службы. В главном корпусе военного
госпиталя, где лежал Соловьев, было специальное тюремное отделение, где лечились
уголовные преступники и подследственные. Прогуливаясь по коридору, Соловьев от
нечего делать познакомился с одним из пациентов тюремного отделения, который,
как впоследствии оказалось, был фальшивомонетчиком. Когда Соловьева признали
негодным для прохождения дальнейшей службы и выписали из госпиталя, его новый
знакомый попросил отнести записку одному своему подельнику и в благодарность за
эту услугу дал Соловьеву флакон с какой-то синей жидкостью. Он объяснил, что с
помощью этого раствора можно без особых трудностей подделывать трехрублевые
купюры. Специальная бумага пропитывалась этой жидкостью, прикладывалась с обеих
сторон к трехрублевке, и все вместе спрессовывалось между страницами толстой
книги. В Центральной Азии, где население не очень хорошо разбирается в русских
деньгах, эти купюры, как объяснил новый знакомый, можно сбывать без особого
риска. Сперва Соловьев попытался воспроизвести этот процесс из одного
любопытства, но, испытывая материальные трудности после отъезда из дому, он в
конце концов не удержался и сбыл некоторое количество этих фальшивок.
Возвратившись домой в Самару, он был встречен с распростертыми объятиями и по
совету отца стал работать на одном из его предприятий, довольно далеко от
Самары. Через несколько месяцев, несмотря на благие намерения, он так соскучился
и затосковал по прежней бродяжьей жизни, что явился к отцу и откровенно заявил о
своем желании уехать отсюда. К немалому удивлению Соловьева, на этот раз отец не
рассердился и даже снабдил его на дорогу немалой суммой денег. Уехав в Москву, а
затем в Санкт-Петербург, Соловьев опять запил и в пьяном угаре оказался в
Варшаве. Это произошло примерно через год после того, как он расстался с военной
службой. В Польше Соловьев случайно встретился со своим знакомым по госпиталю,
который, как оказалось, был оправдан судом и выпущен на свободу. Здесь в Варшаве
он ожидал получения выписанной из Германии печатной машины, которая, как он
рассчитывал, поможет ему при изготовлении фальшивых денег. Он предложил
Соловьеву войти с ним в долю и заняться сбытом фальшивых банкнот в Бухаре.
Предложение было очень соблазнительным, так как сулило большие выгоды, и
Соловьев не смог отказаться. Он отправился в Бухару, чтобы дожидаться там
прибытия компаньона, который задержался в Польше, получая заграничную посылку. В
Бухаре Соловьев продолжал сильно пить и, истратив все деньги, вынужден был
поступить простым рабочим на железную дорогу. С тех пор прошло три месяца.
Этот искренний рассказ глубоко тронул меня и вызвал желание помочь. К этому
времени я уже довольно много знал о гипнозе, умел, приведя человека в
гипнотическое состояние, дать ему установку избавиться от нежелательного
пристрастия. Поэтому я предложил своему новому знакомому свою помощь, обещая
избавить от пагубной привычки, если он действительно хочет, и объяснил, как это
делается. Соловьев с радостью согласился, и мы немедленно взялись за дело.
Ежедневно я приводил его в состояние гипноза и затем давал соответствующую
установку. Вскоре Соловьев почувствовал такое отвращение к спиртному, что не
переносил одного вида этой отравы, как он называл водку. Оставив свою работу на
железной дороге, он стал путешествовать вместе со мной и даже помогал
изготовлять искусственные цветы и продавать их на рынке.
Через некоторое время после того, как я познакомился с Соловьевым, мой старый
друг дервиш Богга-Эддин,