Г. Гурджиев

Встречи с замечательными людьми (Часть 1)

последовать совету этого человека и как

следует выспаться. Я проспал всю ночь как убитый и проснулся только, когда

мальчик, посланный кем-то из монахов, принес нам чашки и самовар с зеленым чаем,

а также наш завтрак, состоявший из кукурузных лепешек, козьего сыра и меда. Я

хотел спросить у мальчика, где бы я смог помыться, но оказалось, что он говорит

только на местном языке и не знает ни одного из тех, которыми владели мы с

Соловьевым.

Когда я проснулся, моего друга уже не было в комнате, он выходил, но вскоре

вернулся. Оказалось, что он отчего-то проснулся среди ночи, и, чтобы не

разбудить меня, лежал бесшумно, вспоминая известные ему слова тибетского языка.

На рассвете он попытался выйти за ворота, и тут старая женщина, встретившая нас

вчера, заметила его и, делая знаки, позвала за собой. Соловьев последовал за

ней, думая, что ему запрещается выходить за ворота и причина ее поведения в

этом. Но оказалось, что она просто хочет угостить его теплым парным молоком.

После этого она даже помогла ему открыть тяжелые ворота. Так как никто кроме

мальчишки к нам не приходил, мы решили сами ознакомиться с окрестностями и

сперва прошли вдоль стены, окружавшей строения, обнаружив еще одни ворота

поменьше на северо-западной стороне.

Вокруг нас царствовала почти благоговейная тишина, нарушаемая только

однообразным шумом текущей воды и щебетом птиц. Солнце пекло, дышать было

тяжело, нас почти не радовала красота окружающего пейзажа, и только свежесть со

стороны реки тянула как магнитом. Не сговариваясь, мы направились к воде. С

этого дня берег реки станет нашим любимым местом работы и отдыха.

Ни в тот день, ни на следующий никто из монахов не пришел проведать нас, только

регулярно, три раза в день, мальчик приносил нам еду, состоявшую из молочных

продуктов, сухих фруктов и рыбы, в основном пятнистой форели, и ставил самовар.

Мы проводили время, валяясь на кроватях, или шли к реке, где под монотонный шум

бегущей воды заучивали слова тибетского языка. Ни у воды, ни по дороге к ней мы

не встречали никого. Только один раз, когда мы сидели в тени деревьев у воды, к

реке подошли четыре девушки, но, заметив нас, они быстро свернули в сторону и,

пройдя через маленькую рощу, вошли в ворота, которые находились на северо-

западной стороне стены.

Утром третьего дня мы коротали время у реки: я бездумно смотрел на бегущий

поток, а Соловьев пытался с помощью одному ему известного способа определить

высоту окружающих нас гор, вершины которых скрывались в облаках. К нам подбежал

мальчик и подал Соловьеву записку - сложенный листок бумаги без конверта. Тот, в

замешательстве повертев его в руках, протянул мне. Когда я развернул бумагу и

узнал почерк писавшего, у меня потемнело в глазах - так неожиданно это было. Эту

записку написал мой самый лучший друг, о котором я давно не имел никаких

известий. Содержание было таким:

'Мой дорогой друг! Когда я узнал, что вы находитесь здесь, я чуть не умер от

радости. К сожалению, я не мог поспешить к вам навстречу, чтобы обнять вас, так

как я болен и не встаю с постели, и узнал о вашем присутствии несколько минут

назад. Ах, как я рад, что смогу увидеть вас, что вы сами, по собственной

инициативе приехали сюда. Это доказывает, что вы не прекратили свои поиски, не

впали в душевную лень. Поспешите же ко мне, нам есть о чем поговорить. Мне

сказали, что вы здесь с другом. Хотя я и не знаком с ним, я буду рад ему как

вашему другу, одно это достаточно его характеризует'.

Дойдя до этих слов, я вскочил на ноги и побежал к монастырю, дочитывая остальное

на ходу и делая знаки Соловьеву следовать за мной.

Куда я бежал, я не знал и сам, не представляя, где находится мой старый друг. За

мной спешили Соловьев и мальчик, принесший записку. Когда мы подбежали к

монастырю, мальчик провел меня во второй двор, где показал келью князя

Любовецкого. После радостных восклицаний и объятий я спросил, что с ним

случилось.

'Прежде я чувствовал себя прекрасно, - начал свой рассказ князь, - но две недели

тому назад во время купания в реке я порезал палец ноги. Сначала я не обратил на

это внимания, но вскоре палец начал болеть. Думая, что боль быстро пройдет, я не

стал ничего предпринимать, но вскоре мне стало хуже, образовалось нагноение,

через неделю началась лихорадка, и я был вынужден лечь в постель. Монахи

сказали, что у меня было заражение крови, но кризис прошел, опасность миновала,