Г. Гурджиев

Встречи с замечательными людьми (Часть 1)

один из церковных певчих, который хорошо ко мне относился, потому

что я иногда угощал его хорошими сигаретами, которые я, если честно признаться,

просто таскал у своего дяди. Переведя дух, он сообщил мне, что случайно

подслушал разговор между комендантом крепости генералом Фадеевым и начальником

местной полиции об аресте и перекрестном допросе нескольких человек по поводу

одного происшествия на артиллерийском стрельбище, упоминали и меня, как

человека, замешанного в деле.

Я, честно говоря, кое-что имел на совести, относящееся к этому злополучному

артиллерийскому стрельбищу, и, чтобы избежать неприятностей, решил без

промедления уносить ноги и на следующий день уехал из Карса.

Инцидент на артиллерийском стрельбище, заставивший меня почувствовать угрызения

совести, и был причиной зарождения моей дружбы с Петром Карпенко.

В это время у меня было несколько друзей - как моих ровесников, так и ребят

постарше, и среди первых был один добродушный парень, сын владельца

винокуренного завода, по фамилии Раузов. Он часто приглашал меня в гости, а

иногда я заходил к нему без приглашения.

Парень был очень избалован своими родителями. У него была отдельная комната, где

он мог без помех готовить уроки, а на его письменном столе всегда стояла

тарелка, наполненная свежими слоеными пирожными, которые я очень любил. Но была

еще одна, более важная, причина, которая заставляла меня посещать этот дом.

Сестра Раузова, девочка лет двенадцати-тринадцати, часто заходила в его комнату,

когда я был там.

Мы с ней подружились, и я как-то незаметно для себя влюбился. Мне казалось, что

она тоже неравнодушна ко мне. Другой мой приятель, сын артиллерийского офицера,

как и я, часто захаживал сюда. Он тоже занимался дома, готовясь к поступлению в

какую-то гимназию, так как не был принят в кадетский корпус из-за частичной

глухоты.

Это был Петр Карпенко. Он, конечно, тоже влюбился в сестру Раузова, и она

оказывала ему явные знаки внимания, как и мне. Мне кажется, он нравился ей

потому, что часто приносил цветы и конфеты, а я - потому что хорошо играл на

гитаре и придумывал красивые узоры, которые она любила вышивать на своих носовых

платках, хвастаясь перед подругами, что она сама автор этих узоров.

Так как мы оба были влюблены в одну девушку, то постепенно начали ревновать ее

друг к другу Однажды после вечерней службы, на которой присутствовал и мой

соперник, я под благовидным предлогом попросил настоятеля отпустить меня. Я

хотел встретить эту девочку у выхода, чтобы проводить домой, но у дверей собора

лицом к лицу столкнулся с Карпенко. Несмотря на ненависть, которую мы

чувствовали друг к другу провожая 'леди', мы вели себя как рыцари. Но после того

как за ней закрылась дверь, я не смог сдержаться и, затеяв ссору, задал ему

хорошую трепку После драки я как обычно отправился с несколькими приятелями на

церковную колокольню. В то время в гарнизонном храме не было настоящей

колокольни, она была построена позже, а тогда колокол висел во временной

деревянной постройке с высокой крышей, похожей на восьмиугольную будку часового.

Пространство между крышей и балками, на которых висел колокол, было нашим

'клубом', где мы собирались почти ежедневно и сидели верхом на балках или на

узком карнизе, который шел вдоль стен под самой крышей, курили, рассказывали

анекдоты и даже готовили уроки. Позже, когда была построена настоящая каменная

колокольня, эта временная была подарена представителями российского

представительства новой греческой церкви, строившейся в то время, и таким

образом продолжала служить в качестве колокольни.

Кроме членов нашего 'клуба' я застал здесь моего друга Петю из Александрополя,

который сейчас гостил в Карее. Он был сыном инженера почтового ведомства по

фамилии Керенский и позже, став офицером, погиб во время русско-японской войны.

Я увидел также одного мальчика из греческого квартала по кличке Фехи. Его

настоящая фамилия была Корханиди, и впоследствии она стояла на обложках школьных

учебников, автором которых он был. Фехи принес с собой греческую халву домашнего

приготовления - знак признательности его тети участникам церковного хора, чье

пение трогало ее до глубины души.

Мы ели халву, курили и разговаривали, когда внезапно явился Петр Карпенко с

подбитым глазом и в сопровождении двух русских мальчиков не из нашей компании.

Он подошел ко мне и настоятельно потребовал объяснений по поводу недавнего