Г. Гурджиев

Встречи с замечательными людьми (Часть 1)

более подробно одну из наших встреч и последовавшее за ней

длительное совместное путешествие, во время которого профессор Скридлов испытал

нечто вроде катарсиса, изменившего весь его душевный строй, и с тех пор стал

действовать, руководствуясь не только своими логическими умозаключениями, но

также повинуясь чувствам и инстинктам. И последние даже начали доминировать в

его поведении, так сказать, играть первую скрипку.

Я столкнулся со Скридловым совершенно случайно в России вскоре после того, как

покинул Константинополь, где я навещал князя Любовецкого. Я направлялся в

Закавказье и как-то сидел в станционном буфете, расправляясь со знаменитой

'говяжьей' отбивной котлетой, изготовленной из конины, которую поставляют в

железнодорожные буфеты казанские татары. Внезапно чья-то рука дружески

опустилась на мое плечо. Я обернулся и увидел своего друга профессора Скридлова.

В ходе беседы выяснилось, что он следовал тем же поездом, что и я, направляясь к

своей дочери, которая проходила в Пятигорске курс лечения минеральной водой.

Обрадовавшись этому случайному свиданию, мы решили провести остаток дороги

вместе, и профессор Скридлов перебрался из второго класса в третий, в котором я

ехал. Мы говорили с ним всю дорогу.

Он рассказал, что после того как осмотрел развалины Вавилона, вернулся в Тибет и

продолжил раскопки. За два года, проведенные в путешествиях и археологических

исследованиях, он сделал немало научных открытий и узнал массу интересных вещей,

но в конце концов начал ужасно тосковать по России и по своим детям и решил,

сделав перерыв в своих научных изысканиях, вернуться на некоторое время на

родину.

Приехав в Россию, он сперва отправился в Санкт-Петербург, а затем в Ярославль,

чтобы повидать свою старшую дочь, а сейчас он ехал к младшей, которая за время

его отсутствия подарила ему двоих внуков. Сколько он пробудет в России и что

будет делать дальше, он пока не знал.

В свою очередь я рассказал ему, как провел те два года, что мы не виделись.

Увлеченный исламом, я, проявив немалую изобретательность, сумел пробраться в

Мекку и Медину, недоступные христианам, надеясь там, в самом сердце этой

религии, получить ответы на мучившие меня вопросы.

Но все мои усилия были тщетны, я не узнал ничего существенного. Мне стало ясно,

что если эта религия и таит в себе какую-то тайну, то искать ее надо не в Мекке

или Медине, а в Бухаре, где с самого начала концентрировалось все, что касалось

ислама, все знания и священные тексты. Так как я не терял надежду приобщиться к

высшей истине, я решил отправиться в Бухару вместе с группой пилигримов, которые

после хаджа в Мекку и Медину возвращались домой и с которыми я намеренно

установил самые добрые отношения.

Затем я рассказал профессору Скридлову о том, что помешало мне тогда осуществить

свой план и проникнуть в Бухару, о том, как по просьбе князя Любовецкого,

встреченного мной в Константинополе, я сопровождал в Тамбов к его сестре одну

девушку. Только что вернувшись из этой поездки, я собирался навестить своих

родителей и пробыть в Закавказье некоторое время, а затем как следует

подготовиться к нелегкому путешествию в Бухару и отправиться туда... '...вместе

с вашим другом Скридловым', - закончил мою последнюю фразу профессор.

Он добавил, что уже в течение трех лет мечтает побывать в Бухаре и Самарканде,

так как это необходимо ему для проверки исторических фактов, связанных с

Тамерланом, для того чтобы пролить свет на некоторые темные пятна истории. В

последнее время желание отправиться туда стало особенно сильным, и причина его

колебаний заключалась лишь в отсутствии подходящего спутника. Узнав, что я как

раз собираюсь в интересующий его регион, он сообщил, что будет рад составить мне

компанию, если я ничего не имею против.

Встретившись в Тифлисе через два месяца, как договаривались, мы направились в

Закавказский регион, имея конечной целью Бухару, но, достигнув развалин древнего

Мерва, провели там целый год.

Чтобы пояснить, почему это произошло, я должен сперва сказать, что задолго до

того, как мы решили вместе отправиться в Бухару, профессор и я часто мечтали и

даже строили планы о том, как нам попасть в Кафиристан, страну, абсолютно

недоступную для европейцев, и поэтому такую вожделенную.

Мы желали этого особенно сильно потому, что, согласно информации, которую нам

удалось добыть, общаясь со множеством людей, там, вполне возможно, скрывались