вырвался у профессора Скридлова, когда отец Джованни сказал, что для того чтобы
обрести истинную веру, необходимо обладать душой, способной вместить ее, а также
обладать жизненным опытом и глубокими знаниями. Он убежденно добавил, что, по
его мнению, для развития духовных качеств человека особенно важна его юность,
когда сама природа человека указывает ему верную дорогу, в то время как с
возрастом у человека часто формируются нездоровые, избыточные потребности,
являющиеся результатом нездоровых условий жизни.
При этих словах нашего учителя профессор Скридлов воскликнул в отчаянии: 'Что же
нам делать? Как жить дальше?'
В ответ на это восклицание отец Джованни, немного подумав, дал нам несколько
мудрых советов, с которыми я считаю необходимым познакомить читателей.
Я помещу их в своей третьей книге в главе 'Духовная сущность человека, ее
потребности и возможности', которую я решил посвятить разъяснению мысли,
высказанной этим мудрым человеком. Он полагал, что душа и тело - это две
составляющие единого целого, которые развиваются независимо друг от друга.
Во время нашего пребывания в этом монастыре мы беседовали не только с отцом
Джованни, но и с другими братьями, с которыми он нас познакомил, взяв на все это
время под свое покровительство.
Мы прожили здесь шесть месяцев и покинули этот монастырь не потому, что нам не
позволили остаться на более долгий срок, и не потому, что нам здесь наскучило.
Мы уехали из-за того, что были до краев переполнены новыми мыслями и
впечатлениями, так что казалось - еще немного, и наш рассудок не выдержит.
Мы узнали так много нового и неожиданного, получили такие исчерпывающие и
убедительные ответы на вопросы, которые многие годы не давали нам покоя, что
казалось, нам больше не нужно ничего искать и не к чему стремиться. Прервав наше
путешествие, мы с профессором Скридловым возвратились в Россию тем же путем, что
и добрались сюда.
Прибыв в Тифлис, мы расстались: профессор отправился в Пятигорск по Грузинской
дороге, чтобы навестить дочь, а я поехал в Александрополь к своей семье.
После этого мы с ним не виделись в течение довольно продолжительного времени, но
регулярно обменивались письмами. В последний раз я встретился с профессором
Скридловым на второй год войны в Пятигорске, где он жил у своей дочери. Я
никогда не забуду последнего нашего разговора на вершине горы Бештау. В то время
я жил в Ессентуках, и однажды, когда мы встретились в Кисловодске, он предложил
вспомнить старые добрые времена и взобраться на Бештау, гору, расположенную
рядом с Пятигорском.
И в одно прекрасное утро вскоре после этой встречи мы, захватив с собой
достаточное количество провизии, вышли из Пятигорска в направлении горы. Для
подъема мы выбрали самый опасный крутой склон, у подножия которого располагался
всемирно известный монастырь.
Подъем по этому крутому склону считается сложным даже для опытных
профессионалов, он и в самом деле нелегок, но только не для нас. После тех
вершин, которые мы штурмовали в наших многочисленных экспедициях во всех частях
света, этот подъем казался детской забавой. Мы получили огромное удовольствие,
карабкаясь по склону, так как во время продолжительной однообразной городской
жизни соскучились по впечатлениям такого рода.
Хотя эта гора и не высока, но ее окрестности чрезвычайно красивы, так что, когда
вы поднимаетесь на вершину, вашим взорам открывается незабываемое зрелище.
Далеко на юге вздымается величественный Эльбрус, вершина которого покрыта
снегом. Со всех сторон его окружают менее высокие горы. Под нами у подножия гор
виднеются многочисленные, как будто игрушечные, домики. Это Минеральные Воды. А
еще ниже на севере можно увидеть Железноводск.
Повсюду царствует тишина. Мы одни на горе, так как открытая нашим взорам дорога
на Бештау пустынна, а повторить наш подвиг, карабкаясь по крутому склону, едва
ли кто решится.
На вершине горы находится маленькая лачуга, очевидно, ларек для торговли
съестным, но сейчас он пуст. Мы выбрали для привала удобное местечко и
расположились так, чтобы как следует отдохнуть и подкрепиться. Пораженные
красотой открывшейся нашему взору панорамы, мы сидели в молчании. Вдруг я
заметил на глазах у профессора слезы.
'Что случилось, мой друг?' - забеспокоился я.
'Ничего, - ответил он, вытирая глаза, и затем добавил, - последние два-три года
я почти не могу контролировать проявление своих эмоций, так что я стал похож на
истеричную женщину.
То, что сейчас со мной творится,