Элифас леви

Учение и ритуал Высшей Магии

или утверждала империи, заставляя бледнеть

тиранов, и посредством любопытства или страха господствовала над всеми

умами. Для этой науки, говорила толпа, нет ничего невозможного: она

повелевает элементами, знает язык светил и управляет ходом звезд; при

звуке се голоса окровавленная луна падает с неба и мертвецы встают из

могил... Госпожа любви и ненависти, наука, может доставить, по своему

желанию, рай или ад людским сердцам; она свободно располагает всеми

формами и распределяет, как ей угодно, красоту и безобразие; при помощи

палочки Цирцеи она превращает людей в скотов и животных в людей; она

располагает даже жизнью и смертью и может доставить своим адептам

богатство посредством превращения металлов и бессмертие при помощи своей

квинтэссенции и эликсира, составленного из золота и света... Вот чем была

магия от Зороастра до Манеса, от Орфея до Аполлония Тианского до тех пор,

когда позитивное христианство, восторжествовав, наконец, над прекрасными

мечтами и гигантскими стремлениями александрийской школы, осмелилось

публично поразить эту философию своими анафемами и, таким образом,

заставило се стать еще более тайной и таинственной, чем когда бы то ни

было прежде.

Впрочем, о посвященных, или адептах, ходили странные и тревожные слухи;

эти люди повсюду были окружены фатальным влиянием: они убивали или делали

безумными всех тех, кто позволял себе увлечься их слащавым красноречием

или очарованием их знаний. Женщины, которых они любили, становились

Стрижами;* их дети исчезали во время ночных собраний; по секрету, с

дрожью в голосе, говорили о кровавых оргиях и омерзительных пиршествах.

* Крылатые женщины, род ночных птиц или вампиров, высасывающих кровь из

детей. (Пр. перев.).

В подземельях древних храмов находили кости; по ночам слышались стоны;

жатвы гибли, и стада чахли после прохода мага. Иногда появлялись болезни,

презиравшие искусство медицины, и, как говорили, всегда это было

результатом ядовитых взглядов адептов. Наконец, повсюду раздался крик

осуждения магии, самое имя которой стало преступлением; и ненависть толпы

формулировалась в приговоре: 'в огонь магов', подобно тому, как за

несколько веков перед этим, кричали: 'христиан львам!'.

Однако, масса составляет заговоры только против действительных могуществ;

у нее нет знания истины, но зато она обладает способностью чувствовать

силу.

На долю восемнадцатого столетия выпало одновременно издеваться и над

христианами, и над магией, и в то же время приходить в восторг от

проповедей Жан-Жака и чудес Калиостро.

Однако, в основе магии есть наука, подобно тому, как в основе

христианства - любовь; и мы видим в христианских символах, как три мага,

руководимые звездой (тройным и знаком микрокосмоса), обожают воплощенное

Слово и приносят Ему в дар золото, ладан и смирну: другое таинственное

тройное, под эмблемой которого аллегорически скрыты высочайшие секреты

каббалы.

Следовательно, христианству не за что было ненавидеть магию; но людское

невежество всегда боится неизвестного.

Наука вынуждена была скрываться от страстных нападений слепой любви; она

оделась новыми иероглифами, скрывала свои усилия и надежды. Тогда был

создан жаргон алхимиков, постоянное разочарование для толпы, жаждущей

золота, и живой язык только для истинных учеников Гермеса.

Удивительное дело! Среди священных христианских книг существует два

сочинения, понять которые не имеет претензии сама непогрешимая церковь и

даже никогда не пытается их объяснить: пророчество Езекииля и

Апокалипсис, два каббалистических ключика, бед сомнения, сберегаемых на

небе для комментариев царей-магов; книги, запечатанные семью печатями для

верующих христиан и совершенно ясные для неверного, посвященного в тайные

науки.

Существует еще одна книга; но хотя она и популярна, и ее можно найти

повсюду, оказывается самой тайной и самой неизвестной изо всех, так как

содержит в себе ключ ко всем другим; все ее знают, и она никому не

известна; никому не приходит в голову искать ее там, где она находится; и

если бы кто-нибудь подозревал ее существование, тысячу раз потерял бы

свое время, ища ее там, где ее нет. Эта книга, быть может, гораздо

древнее книги Еноха, никогда не была переведена; она написана

первобытными знаками на отдельных страницах, подобно табличкам древних.

Один знаменитый ученый открыл, - но никто этого не заметил, хотя и не

секрет ее, но, во всяком случае, древность и исключительное сохранение;