Омар Хайям

Рубайят

всех сердец?..

Жизнь проведи в блаженном опьяненье,

- Ведь неизбежен гибельный конец.

x x x

Зачем имам* нам проповедь долбит?

Ведь нам, как книга, небосвод открыт,

Пей, друг! Вино ничем незаменимо.

Оно любую трудность разрешит.

x x x

Видел утром я ринда; в пыли на земле он лежал,

На ислам, на безверье, на веру, на царства плевал.

Отрицал достоверность, творца, шариат, откровенье.

Нет! Бесстрашнее духа и в двух я мирах не встречал.

x x x

Ты пей, но крепко разума держись,

Вертепом варварства не становись,

Ты пей, но никого не обижай.

Ослаб - не пей, безумия страшись.

x x x

Было всегда от любви в груди моей тесно.

Целый век изучал я вращение сферы небесной,

Взглядом разума я озарил весь свой жизненный путь,

И теперь мне известно, что мне ничего не известно.

x x x

На людей этих - жалких ослов - ты с презреньем взгляни.

Пусты, как барабаны, но заняты делом они.

Если хочешь, чтоб все они пятки твои целовали,

Наживи себе славу! Невольники славы они.

x x x

Глянь на вельмож в одеждах золотых.

Им нет покоя из-за благ мирских.

И тот, кто не охвачен жаждой власти,

Не человек в кругу надменном их.

x x x

Я презираю лживых, лицемерных

Молитвенников сих, ослов примерных.

Они же, под завесой благочестья,

Торгуют верой хуже всех неверных.

x x x

Вино прекрасно, пусть его клянет суровый шариат.

Мне жизнь оно, коль от него ланиты милые горят.

Оно горчит, запрещено - за то мне нравится оно.

И в этом старом кабаке мне мило все, что запретят.

x x x

Ни на миг не свободен от гнета сознанья,

Я не радуюсь радостью существованья.

Я учился весь век, ник под бременем времени

И отрекся, не вторгся в дела воспитанья.

x x x

Мои влюбленные, ринды, сегодня у нас торжество.

Мы сидим в харабате, нам чаша вина - божество.

От ума, и добра, и от зла мы сегодня свободны,

Все мы вдребезги пьяны. Не требуй от нас ничего!

x x x

В дни поста - в Рамазане - вина пиалу я испил,

Не сознательно я шариата закон преступил.

От мучений поста этот день показался мне ночью.

Мне казалось, рассвет наступил - я и пост разрешил.

x x x

В этом году в Рамазане цвет распустился в садах,

И тяжелее оковы у разума на ногах.

Если бы люди решили, что наступил Шаввал,

Если бы запировали, дай всемогущий аллах!

x x x

Корова в небе звездная - Парвин*,

Другая - спит во тьме земных глубин.

А сколько здесь ослов меж двух коров,

Муж правды, это знаешь ты один.

x x x

Ты, который ушел в пришел со согбенным хребтом,

Ты, чье имя забыто в мятущемся море людском.

Стал ослом, твои ногти срослись, превратились в копыта,

Борода твоя выросла сзади и стала хвостом.

x x x

Никому не могу мою тайну открыть,

И ни с кем не могу я о ней говорить.

Я в таком состоянье, что суть моей тайны

Никогда, никому не могу разъяснить.

x x x

Нет мне единомышленника в споре,

Мой вздох - один мой собеседник в горе.

Я плачу молча. Что ж, иль покорюсь,

Иль уплыву и скроюсь в этом море.

x x x

Я небосводом брошен на чужбину,

Что дал сперва, он отнял половину

И я из края в край на склоне лет

Влачу, как цепи, горькую судьбину.

x x x

Я, на чужбине сердцем изнывая,

Бреду без цели, горестно взываю.

Мне счастья жизнь не принесла, прошла.

И где застигнет смерть меня - не знаю.

x x x

Отрекусь от поста и пещер в этом мир земном,

Пусть я волосом бел - буду вечно дружить я с вином.

В чаше жизни моей семь десятков исполнилось весен,

Если мне не теперь пировать, то когда же потом?

x x x

И когда я растоптан судьбой не во сне - наяву

Корни прежней надежды на жизнь навсегда оторву,

Вы из плоти Хайяма скудельный кувшин изваяйте,

Пусть я в запахе винном на миг среди вас оживу.

x x x

Когда последний день придет ко мне

И в прахе я почию, в вечном сне

Кирпич мне в изголовье положите,

Чью глину замесите на вине.

x x x

Когда я умру, забудут тленный мой прах,

А жизнь моя станет примером в чистых сердцах.

Из сердца лоза прорастет, а из глины телесной

Кувшин изваяют, чтоб радовал вас на пирах.

x x x

Хайям, по примеру предков, шатры познаний шил,

Но пламень в горниле горя в золу его превратил.

Разрезали ножницы смерти основу его бытия,

Ее у судьбы за бесценок маклак базарный купил.

x x x

Небо, о друг, не продлит нам жизнь ни на миг,