Майкл Муркок

Ритуалы бесконечности

назад по шоссе, всматриваясь в шпили собора над крышами домов, Фаустаф подумал, Что неплохо было бы взять одно из ружей, которые он видел в груде вещей свалки времени. Если бы он имел хоть какое-нибудь оружие, то чувствовал бы себя увереннее.

Внезапно он затормозил, увидев несколько фигур, приближающихся к нему по самой середине автострады. Они вели себя необычно. И, казалось, не обращали никакого внимания на машину.

Когда они приблизились, Фаустаф узнал в них людей Орелли. На них были незнакомые праздничные костюмы, которые обычно носят на карнавалах. Некоторые были одеты как римские легионеры, другие, как догадался Фаустаф, - как священники, а остальные - как женщины. Они шли по шоссе, представляя собой преувеличенно торжественную процессию, и на их лицах застыли восхищение и непонятное выражение.

Фаустаф не вызывал у них страха, как и гудки его машины. Они, казалось, не слышали их. Он медленно провел машину между ними, внимательно всматриваясь в их лица. В их костюмах было что-то знакомое, но он не стал гадать, что именно, ибо у него не было времени.

Он проехал мимо них, затем мимо дома, в котором они были доставлены на З-0. Дом все еще выглядел более реально, чем окружающая его обстановка. Обогнув дом, Фаустаф увидел впереди собор, огороженный каменной стеной. Большие, окованные железом, ворота в стене были распахнуты. Фаустаф проехал прямо в них, понимая, что предосторожность здесь бесполезна. Он остановил машину у западного фасада собора, где был главный вход, охраняемый высокими башнями. Как и большинство соборов, этот, казалось, перестраивался на протяжении нескольких столетий, хотя в целом он был построен в готическом стиле, с красивыми яркими витражами и тяжелыми, окованными железом дверями. Фаустаф поднялся на несколько ступеней, чтобы подойти к дверям. Они были слегка приоткрыты, и он толкнул их, приоткрыв настолько, чтобы можно было пройти, и вошел в холл. Высокий свод раскинулся над ним, но в помещении было пусто, как и тогда, когда он в последний раз был здесь. Но только теперь тут был алтарь, на нем горели свечи. Внимание Фаустафа привлек крест в натуральную величину позади алтаря. И не только своей величиной, но и необыкновенным сходством с реальным крестом для распятия. Фаустаф медленно подошел к нему, отказываясь верить тому, что видит. Крест был из простого дерева, но хорошо обработан.

Фигура же, прибитая к нему, была живая.

Это был Орелли, раздетый, с окровавленными ранами на руках и ногах, его грудь медленно вздымалась и опадала, а голова свешивалась на бок.

Теперь Фаустаф понял, кого представляли люди Орелли, - народ на Голгофе. Это они, конечно, распяли его.

С криком ужаса Фаустаф побежал вперед, взобрался на алтарь, стараясь найти способ снять Орелли. Экс-кардинал щурился от пота, его лицо было разодрано. На голову был надет терновый венец.

Что заставило людей Орелли так поступить с ним? Это, разумеется, не было сознательным извращением христианства, не было и преднамеренным богохульством. Фаустаф знал, что разбойники Орелли достаточно религиозны, чтобы поступить так.

Нужно чем-то выдернуть гвозди.

Потом Орелли поднял голову и открыл глаза.

Фаустаф был потрясен спокойствием, которое он увидел в этих глазах. Все лицо Орелли было не просто пародией на Христа, а живым его воплощением.

Орелли мягко улыбнулся Фаустафу:

- Могу я помочь тебе, сын мой?

- Орелли? - Фаустаф больше ничего не мог произнести в этот момент. Он помолчал. - А как это случилось? - наконец спросил он.

- Это моя судьба, - ответил Орелли. - И я знал это, а они поняли, что должны так сделать. Вы видите, я должен умереть.

- Это безумие, - Фаустаф попытался вытащить один из гвоздей. - Вы не Христос… Что происходит?

- Это должно было случиться, - сказал Орелли в том же тоне. - Уходите, сын мой. Не спрашивайте об этом. Оставьте меня.

- Но ты - Орелли, грабитель, убийца и предатель. Ты… ты просто не заслуживаешь этого! Ты не вправе… - Фаустаф был атеистом, и христианство было для него просто одной из религий, но что-то в этом спектакле расстроило его. - Христос в Библии был идеей, а не человеком! - закричал он. - А ты извратил ее.

- Мы все идеи, - ответил Орелли, - собственные либо чьи-то еще. Я - идея для них, и я в то же время - идея для себя самого. То, что происходит, - правда, и это реальность, это необходимость! Не пытайтесь помочь мне. Мне не нужна ничья помощь.