Кандыба Виктор Михайлович

Тайны горного Алтая

клюва на хвойные леса, росшие неподалеку. Вот отчего кедры, ели, пихты и можжевельник зеленеют летом и зимой, ведь они по-настоящему живые.

- Мифологические образы, - продолжал свою короткую лекциюСазон Саймович, - как всегда это бывает, непременным элементомвходят в народное искусство. Алтайский эпос древнейший, архаичный,в нем реально-историческое перемешано с легендарным. Идеи рода,родового бога проходят в нашем фольклоре очень ярко. Ульген (о котором вы уже начитаны) по происхождению один из родовых богов. Егосыновья-другие родовые божества. Эрлик входит в эпос в результатепозднейших влияний, в частности уйгурских. В сказаниях вместо Уль-гена выведен образ верховного существа Курбустана-тут водоразделмежду ними и мифологией, зато злому Эрлику повезло больше: он вездеприсутствует... Очень активны в нашем эпосе женщины. Дух горы появляется в виде нагой женщины; она берет на себя ответственную задачувоспитать героя, продолжателя родовой линии... В эпосе, между прочим, нет шаманов, одни шаманки.

- А где теперь все эти шаманы и шаманки?

- Ушли, как и положено им, 'в тот мир'. Правда, не всегда бесследно...

- Перед вами живое этому доказательство... Я сын шамана.

- Сазон Саймович! Расскажите!..

- Рассказать об отце? - переспрашивает Сазон Саймович, немного съеживаясь и взглядом следуя в то далекое прошлое. - Надо бы еговидеть... Так вот трудно говорить о нем... Тем более жизнь не оченьсладкая у него была... Женился в девять лет, невеста была 18-летняя...

- В девять?

-Ну, это обычный 'экономический брак', девушка бралась в дом для укрепления хозяйства... Отец сильно болел. После этого и обострилась в нем страсть к камланию. При мне, правда, не шаманил он: берег от этого, наверное. В 1927 году он отрекся от звания шамана, сдал бубен. Я не отношу отца к 'выдающимся камам', тут особенно острой драматической коллизии, пожалуй, и не было, и все-таки... Я видел, как отцу иногда хотелось покамлать. Уйдет из дома потихоньку куда-нибудь в кусты и себе в наслаждение занимается 'чистым искусством'. - Сазон Саймович остренько поглядывает на меня и с блуждающей, несколько лукавой улыбкой продолжает: - Знаете ли, если кам настоящий, то обуревает его иногда такое желание пошаманить, что удержу нет... Бесы его распирают, наверное, покоя не дают. - Красноречивый жест руки, поглаживающей грудь, яснее многих слов рассказывает о неутомимой настойчивости этого желания...

Разговор как-то само собой переходит к предмету более затейливому: он касается странностей поведения шаманов, их причуд, обычаев, разного рода хитростей их 'профессии' и занятных парадоксов их 'генетических линий'. Оказывается, в наши дни эти колдуны и волхвы научились удовлетворять свой тайный порок, заменяя бубен другими инструментами, естественно, никак с ним не равняющимися. Шаманят, ударяя по ладони шуршащим и потрескивающим в ритм пучком сухой травы или березовыми прутьями. Орудуют даже топором, вращая его на разные лады, как это делает, например, шорка Тайбыгакова Тана.

- В таких случаях, - весело уверяет Сазон Саймович, - лед из-под топора сыплется.