Кандыба Виктор Михайлович

Тайны казахских шаманов

музыка, сопровождаемая пением баксы: 'Во время игры баксы все более и более дуреет, делается неистовее и падает'.

Этот процесс в разной степени детально описали многие авторы. Шапошников, например, сообщал: 'Баксы стал играть; мотив игры мне показался похожим на какую-то русскую песню; игрой этой он наводил на людей какой-то страх. Проиграв приблизительно с полчаса, баксы начал с боку на бок раскачиваться, глаза его остолбенели, во рту появилась клубом пена, и он начал громко-громко кричать', призывая духов. Подобных описаний немало.

Как же объяснить воздействие музыки на баксы? В некоторых работах, посвященных сибирскому шаманству, говорилось о ритмичных ударах в бубен, благодаря которым шаман достигает нужной сосредоточенности на образах своего внутреннего мира. Однако дело здесь .вряд ли в ритмичности звуков бубна: ритм ударов менялся в зависимости от того, какой дух пришел, что происходит с душой шамана. Да в казахском шаманстве и нет бубна. Здесь характер музыкального сопровождения другой. Некоторые авторы подчеркивали, что баксы исполняли 'Коркут-кюй'-мелодии, созданные легендарным первым шаманом и музыкантом Коркутом. Баксы 'заучивает заунывный и однообразный мотив Коркута, в шаманские времена считавшегося главным покровителем баксы. Замечательно, что все баксы, услышав этот мотив Коркута, не в состоянии оставаться спокойными. Нужно полагать, что заунывный мотив Коркута сильно действует на их нервную организацию'. 'Услышав этот мотив или ему подобный, приходит в крайне нервное состояние и поет свои заклинания'. Секрет воздействия музыки на баксы видели в особенном характере звуков кобыза, 'таинственный гнусавый тембр коего способен вызывать соответственное гипнотизирующее настроение' баксы, играя отрывки из 'Коркут-кюя', придавали мелодии 'мистический', 'потусторонний' характер, 'играя исключительно в нижнем регистре, где под смычком рождался низкий, жужжащий, 'таинственный' звук, под стать их заговорам и заклинаниям'.

Однако, судя по некоторым записям песен баксы, казахские шаманы играли во время обряда не только мелодию Коркута. Кроме того, баксы аккомпанировали себе на домбре, которая не могла дать то же звучание, что кобыз. Следовательно, дело здесь не в характере звуков и мелодий. Туркменские и киргизские шаманы приходили в экстаз под звуки щипковых струнных инструментов. Шаманы юго-западных туркмен не знали мелодий Коркута, а предпочитали мелодии песен на слова узбекского Поэта Алишера Навои. В Хорезмском оазисе записаны две шаманские песни, называемые 'порхан нама'. 'Эти две пьесы являются лечебными песнями, употреблявшимися во время Надир-шаха пор-ханом... для лечения сумасшествия путем заговора. Обе эти песни исполняются со словами из [стихов] Юсуп-Бега (узбекского поэта из Куня-Ургенча)'. Первая песня 'служила для приведения порхана в экстаз, после которого он впадал в забытье', второй песней 'будили впавшего в транс порхана'. В. Успенский встретился с туркменским (чов-дурским) шаманом Оразназаром. Присутствовавший при их беседе музыкант стал играть. 'Ораз [назар] заплакал, начал нервничать, все время посматривая на дверь и с кем-то скороговоркой все время здоровался: 'валейкум эс селям!' Затем несколько раз сказал Мухаммеду-Мурату [музыканту]: 'Оставь меня, не играй... действует сильно''. В. Успенский не говорит, какие мелодии растревожили шамана (скорее всего, звучали упомянутые 'порхан нама'), но в любом случае это был не 'Коркут-кюй'. У уйгурских шаманов наиболее распространен следующий способ начинать лечебный сеанс: 'Бакши берет в руки бубен, садится [лицом] по направлению к кыбле, читает стих из книги Неваи [Навои], затем произносит: 'Алла тангримдинг...', затем бакши плачет и усиленно просит великих духов о помощи'. Таким образом, шаманы могли прийти в экстаз под звуки разных музыкальных инструментов и разных мелодий.